Зазеркальная волна (джен)

Следом за Тони в палату вошла Лили. Увидела старшего сына, облегчённо выдохнула и торопливо вышла, сказав, что позовёт целителей.

— А что с Римусом? Он жив, ты не знаешь? — в это время спрашивал у брата Гарри.

— Он в другой палате, — отстранившись от его груди, отвечал Тони. — Вас Невилл с отрядом нашёл и отбил от дементоров!

— Ух ты! Это потрясающе.

— Да, Невилл крутой. А крёстный… представляешь, мы заходим к тебе, а он тут на полу лежит…

— Да ты что…

— Да, мама тоже очень напугалась, папа велел мне за ней присматривать, а сам к крёстному пошёл. А как ты? Тебе лучше?

— Да, намного лучше, ты за меня не переживай.

Через какие-то минуты в палату вошли целители, поводили над ним палочками, позадавали вопросы о самочувствии и сказали, что не видят причин для волнения, но советуют всё-таки задержаться хотя бы на день. Следом за ними примчался Сириус и принялся задавать те же вопросы. Из-за того, что его окружали то одни, то другие люди, Гарри так и не смог добраться до сквозного зеркальца и к ночи уснул после приёма какого-то зелья, а утром он попросту не смог ни о чём другом думать.

Произошло то, чего так отчаянно жаждало его сердце.

— Привет.

Гермиона сидела на стуле у его койки. Её рука была протянута к нему, и Гарри мог ощущать её тёплую ладонь поверх своей ладони. Она была живая. Не мерещилась ему, сидела совсем близко, и он мог перевернуть руку и осторожно сжать её пальчики в своих.

— При… вет, — хрипло откликнулся он со сна и поправил голос.

— Мне так жаль, Гарри, — печально прибавила она. — Очень-очень жаль. Знаю, ты так хотел, чтобы Арка открылась…

Теперь Гарри знал, почему он этого хотел. В Арку угодил отец. Дядя Фрэнк говорил, что когда он прибыл на место, отца уже не было в зале. Двое невыразимцев твердили, что Арка словно бы засосала туда их коллег и Джеймса вместе с ними, но почему Арка сработала именно так, они объяснить не могли. Трое волшебников из другого отдела рассказывали, что в зале была паника и было непонятно то ли отца и несчастных невыразимцев бросили их же коллеги, то ли тупо не успели им помочь. Ещё трое невыразимцев пребывали в Мунго. На Рождество, когда многие ученики разъехались по домам на каникулы, Гарри навещал пострадавших невыразимцев в больнице, но они отказывались с ним говорить. Лишь один, которому он принёс клятву и отдал полсотни золотых, сказал такое, что Гарри взбудоражило.

— Всю правду вам никто не скажет, мистер Поттер. Никто не понимает, как вышло такое, что Арка вдруг открылась, и многие бояться признать то, что они видели. Мы все были просто не способны что-либо сделать. Думается мне, Арка открылась не просто так, у этого была какая-то причина, а ваш отец… не думаю, что он желал смерти хоть кому-то, мои коллеги просто кинулись за ним, вот и… поплатились за это.

— Подождите, я что-то ничего не понял…

— Да что же тут непонятного, мистер Поттер? Да, Арка вдруг открылась, но она никого в себя не затягивала, некоторые просто перепугались и подняли панику, а ваш отец… Можете мне не верить, но я своими глазами видел, как ваш отец по собственной воле шагнул в Арку, после чего она и закрылась.

Гарри был потрясен. Он мог бы передать эти же слова близким, но клятва этого не позволяла. Однако она не мешала размышлять и приходить к выводам, от которых сильно-сильно билось его сердце. Его отец не был сумасшедшим, может, по молодости и совершал отчаянные поступки, как утверждали его друзья в лице Сириуса и Римуса, но при Гарри точно не выкидывал ничего дурного. Сколько он его помнил, отец всегда был стойким и не унывал, он приходил и решал все вопросы, улыбался и трепал его по волосам, говорил, что им гордится, и даже не повышал на него голос. Это сокурсникам Гарри — например, Рональду Уизли — родители присылали громовещатели, которые, словно нарочно, вскрывались на глазах у других учеников и начинали жутко орать, а Джеймс Поттер писал мало и только по делу. Иногда он просто приходил в школу и ждал сына в кабинете друга, иногда встречал его в Хогсмиде на выходных и немного прогуливался вместе. Отец всегда его сперва внимательно выслушивал, прежде чем нахмуриться и сказать, что тот его расстроил. Гарри его слова или хмурые взгляды задевали куда сильнее, чем если бы тот повышал голос или давал ему подзатыльники. Гарри считал, что у него самый лучший и разумный отец из всех, а значит, тот не мог сглупить.

Если его отец осознанно шагнул в Арку, значит, у этого была причина. Возможно, он что-то знал или что-то видел. Возможно, он думал, что успеет вернуться, но не успел. Отец бы не ушёл из жизни так глупо, значит, он хорошо понимал, что делает. Значит, другие или ошибаются насчёт Арки, или стыдятся признать своё неведение. Именно поэтому Гарри после Рождества решил, что не сможет спокойно летать на метле и играть в квиддич, когда отец, вполне вероятно, нуждается в его помощи.

Гарри решил стать невыразимцем и основательно изучил, знание каких дисциплин ему для этого потребуется. Он надеялся, что близкие поймут и одобрят его выбор, но произошло что-то крайне странное. Когда он сказал матери, что во всём разберётся и вернёт отца, она сильно расстроилась и снова начала лить слёзы.

— Гарри, прошу, не решай такое сгоряча, — просила она. — Папе бы не понравилось, если бы ты из-за него отказался от любимого занятия.

— Гарри, Арка смерти — это не то место, откуда возвращаются, — твердил ему Римус. — Пойми, она так устроена… Зашёл в неё и всё равно, что исчез навсегда.

К изумлению Гарри, его не поддержал даже крёстный.

— Гарри, ну мы ведь как-то разбирали на уроке, как работает Авада Кедавра, — говорил тот. — Вот и Арка так же работает. Зашёл в неё и всё, считай, что словил Аваду, а тело не падает с этой или другой стороны, потому что оно просто становится частью завесы. Знаю, тебе больно это слышать, но Джеймс не вернётся. Это невозможно.

Его утверждения стали последней каплей, из-за которой Гарри взорвался.

— Да это всё домыслы!!! — яростно твердил он крёстному. — А ну подкрепи их чем-нибудь! Где этот научный труд, на который ты опираешься? Кто его написал?! А ну назови мне имена этих «учёных»! Не можешь, да?! А знаешь, почему?! Потому никто и ничего так и не изучил! Вы как в древние времена поверили в какие-то «истины», которые слышали от других, и до сих пор тупо им следуете! И знаешь что, когда я доберусь до Арки и пойму, как она работает, мы ещё посмотрим, что возможно, а что нет!

Близкие не стали с ним спорить, хоть и слушали с унылыми лицами, и качали головами. Возможно, они всё ещё видели в нём упрямого ребёнка, не способного осознать утрату. Возможно, рассчитывали, что он немного покипит и успокоится. Но Гарри уже всё твёрдо решил. Он вернулся в школу и внезапно нашёл поддержку. Гермиона, которую он любил всем сердцем, тоже не верила в голословные утверждения. Она была согласна с тем, что Арка смерти до конца не изучена. Вполне возможно, она является порталом или проходом, работающим по какому-то принципу. Благодаря Гермионе Гарри не потерял надежду и смог подтянуть знания по некоторым предметам.

После окончания школы они вместе отправились в Министерство магии и заняли должности в Отделе магического правопорядка и в Отделе тайн. Гарри больше года потратил то, чтобы терпеливо заполнять всякие бумаги и делать вид, что это его устраивает, но в итоге добился своего. Пройдя десятки разнообразных тестов и собеседований, он всё-таки добился перевода в подразделение, занимающееся изучением вопросов смерти и в том числе Арки, стоящей по центру зала. Гермиона была очень рада его успехам и тоже продвигалась по службе. Как положено по традиции, Гарри попросил её руку и сердце у мистера Грейнджера, и тот ответил согласием, как и сама Гермиона, которой он надел на палец помолвочное кольцо. Гарри не терпелось сыграть свадьбу, съехать и зажить отдельно, чтобы можно было, как и их родители, просыпаться в одной постели, встречать с любимой каждое утро, вместе проводить свободные дни и навещать друзей и родных. Вот только его сладостным грёзам помешало то, чего он никак не мог предвидеть. Гарри зашёл как-то домой пораньше, чтобы поделился с матерью успехами и заодно обсудить некоторые вопросы насчёт свадьбы, как вдруг застал её на кухне в объятиях Сириуса. И это были не дружеские объятия, они целовались.

Сказать, чтобы Гарри разозлился, значило ничего сказать. Со дня исчезновения отца прошло чуть больше двух лет, а они… Он не знал, чего хотел больше — стереть себе память или убить этих двоих на месте. Самое отвратительное было то, что избранником мамы оказался его крёстный, человек, который должен был понимать Гарри как никто, а он…

— Предатели!!! — всё, что смог сказать им едва дышащий Гарри, и рванул прочь.

От бешенства он не мог найти себе места. Ночь провёл в Министерстве, не желая ни переступать порог дома, ни тем более видеть мать. Ему казалось, что она не только предала их с отцом, но и осквернила дом, где они жили. Казалось, что если он увидит крёстного, то мигом забудет всё хорошее и просто набьёт тому морду. Гарри подумывал было пожить немного у Римуса, но когда нашёл того в министерской столовой, то взглянул на него и быстро всё понял.

— Ты знал.

— Догадывался, — не стал отрицать Римус, — а потом Сириус сам признался. Они боялись, что ты не поймёшь и…

— Да пошли они! И ты тоже! — резко ответил Гарри и перед уходом смёл всё с его стола.

Ему казалось, что он остался совершенно один, а кругом одни предатели, которые обманывали его и считали глупым. Они не только вонзили ему нож в спину, но и провернули его. Гарри и сам не понял, как очутился на крыльце дома Гермионы.

— Я боялась, ты не придёшь, — открыв дверь, сказала она с обеспокоенным видом и прижалась к его груди. — Твоя мама приходила, рассказала, что случилось, и…

— Давай мы не будем о ней, — попросил Гарри, обняв её в ответ, и поцеловал в висок. — Можно я у тебя останусь хотя бы на пару дней?

Грейнджеры приняли его тепло и с пониманием, ведь они знали Гарри с самого детства и без всякой свадебной церемонии считали его членом семьи. Но Гарри не хотел пользоваться их добротой. Он подумывал было собрать вещи и снять квартиру, но мать передала ему через Гермиону ключи от дома и короткую записку, в которой сообщила, что переезжает на Гриммо к Сириусу, а их дом в его полном распоряжении. Гарри был так зол на неё, что не позвал на собственную свадьбу, а после того, как к нему перебралась Гермиона, сменил в доме всё, что можно было, кроме одного потёртого кресла в гостиной, в котором обычно любил сидеть с газетой отец. Подумал, ему будет приятно, когда он его найдёт и вернёт домой.

Как там жили его мать и крёстный, Гарри не знал и не хотел знать. Римус несколько раз пытался донести до него, что Лили и Сириус по нему скучают, но Гарри каждый раз ему грубил. Их письма он не читал и выкидывал. Несколько раз, когда крёстный появлялся на пороге его дома, проходил мимо, либо же открывал дверь и быстро закрывал, говоря, что ему плевать, что тот хочет сказать.

— Лили беременна, — поделился с ним Римус как-то в столовой, — ей сейчас нельзя нервничать, если бы ты хоть заглянул ненадолго, ей бы всё радостнее стало…

— А это что, я её просил с Сириусом спать и сделал «нерадостной»? — ядовито уточнил у него Гарри.

— Гарри, ну что ты как маленький…

— Знаешь что, раз она с другим спать смогла, то и с остальным прекрасно справится.

Сама мысль, что его мать и крёстный поставили на отце крест и живут себе дальше, резала его по живому. Да как они могли! Их выбор не укладывался в его голове. Только со слов Римуса Гарри узнал, что у него родился брат, но всё равно отказывался навещать мать. Их худое примирение состоялось лишь спустя два года и то благодаря Гермионе. Гарри одним вечером вернулся домой и увидел, что она сидит на диване в гостиной и утирает слёзы.

— Ты чего? Что случилось? — поспешив к ней, спросил он обеспокоенно.

— Гарри, у нас ведь тоже когда-то будут дети… — произнесла Гермиона, прижимая к груди развёрнутое письмо.

— Ну да… наверное, — растерянно согласился он. — А что? Ты… Ты-ы?..

— Нет. Я просто представила, что если бы такое случилось с нами, и… Неужели обида для тебя настолько важнее всего остального?

Не сказав больше ни слова, она всунула ему в руки письмо и покинула гостиную. Гарри перевернул пергамент и сразу же узнал почерк матери. Он бы не стал читать, если бы не Гермиона. Её шаги и всхлипы были слышны на лестнице. Гарри не представлял, что так должно было её расстроить, и бегло пробежался по строчкам. Лили писала, что они перепробовали всё, что можно было, но здоровье сына только ухудшается. Писала, что Сириус больше не может на это смотреть и не хочет думать о последствиях. Другого здорового родственника по мужской линии у них нет, а он готов хоть умереть, лишь бы только их малыш не страдал. Гарри подумал, что что-то не так понял, и перечитал письмо ещё пару раз, но понятней не стало. Он вышел из дома и впервые за долгое время трансгрессировал на Гриммо.

— Поттер прознал, что наследник рода Блэк болен и решил осмотреть его владения? — недобро встретил его Кикимер. — Хозяин не допустит, чтобы наследник рода умер. Поттеру нечего здесь делать!

— Слышь ты, ворчун, скажи мне, хозяева дома или нет?

— Они в Мунго. Наглому Поттеру следовало бы это знать, прежде чем претендовать на чужую собственность.

Гарри закатил глаза и трансгрессировал в Мунго. Привет-ведьма подсказала ему, что Блэков нужно искать на пятом этаже, где лечат недуги от заклятий. Гарри нашёл их у одной из палат, и ему показалось, что его мама стала старше лет на семь, да и Сириус… совсем не был похож на себя прежнего, беззаботного и жизнерадостного. Удивлённые его появлением, они поднялись на ноги и не нашли что сказать.

— Что с ним? С вашим сыном? — первым спросил Гарри, подойдя ближе.

— Ты ведь знаешь, что когда-то Волан-де-Морт за тобой охотился и мы все с ним сражались… — осторожно заговорила мама, и он кивнул. — Ты был так мал, когда задавал нам вопросы об этом… мы с папой не хотели рассказывать тебе подробности, но… тогда нам всем досталось.

Она опустилась обратно на лавку, и мужчины опустились вместе с ней. Слушая мать, Гарри вдруг понял, что раньше он и впрямь был мал и наивен. Верил, что папа с мамой и их друзья без проблем одолели злейшего врага и не замечал ничего подозрительного. Когда-то его маму не слабо приложил Круциатусом сам Волан-де-Морт, а крёстного ослепила и огрела проклятием погибшая кузина, Беллатриса Лестрейндж. С годами их старые раны давали о себе знать и отразились на зачатом ребёнке. Он родился слабеньким и больным. К тому же, возможно, Лили расстраивалась, когда была беременна им и думала о старшем сыне. Это тоже могло сказаться. Их сын Энтони угасал с каждым днём.

— Неужели ничего нельзя сделать? — поразился Гарри.

— Почему же, можно, — ответил ему Сириус, — целители предлагают одну несложную, но длительную процедуру... Здорового волшебника она на какое-то время лишит магии...

— А не очень здоровому может стоить жизни, — печально прибавила Лили, и Гарри всё понял.

Понял, что они и без него винят сами себя за то, что невольно подвергли своего кроху страданиям. Винят и поэтому не могут попросить Гарри о помощи. Не решаются взглянуть ему в глаза и получить ещё один удар за свой выбор. Неудивительно, что Гермиона лила слёзы, когда поняла их безвыходную ситуацию и жестокость своего мужа. Гарри не хотел таким быть. Ни в её глазах, ни в своих. Отец его такому не учил. Будь он рядом, он бы точно поступил правильно и сказал, что никакая обида не стоила жизни невинного ребёнка.

— Отлично, тогда хорошо, что я тот самый родственник по мужской линии, который здоров и родился раньше, чем вам всем досталось, — недолго думая, произнёс Гарри. — Какую процедуру мне нужно пройти, чтобы помочь Энтони поправиться?..

Его поиски и изучение Арки смерти откладываются, заключил он, но не стал жалеть. Отец бы его понял, думалось Гарри, он объяснил свою ситуацию в Отделе тайн и получил отпуск на полгода. В первые два месяца он приходил в Мунго каждый день. Процедура не требовала от него многого: иногда у него брали немного крови, иногда срезали прядь волос. Над малышом колдовали, а Гарри периодически брал его на руки, с улыбкой говорил о пустяках и приносил игрушки. Через два месяца он заходил по два-три раза в неделю. Целители больше не требовали его присутствия, но Гарри хотел убедиться, что братик в порядке. Когда малыша выписали, Гарри стал заходить на Гриммо и Гермиона периодически составляла ему компанию. Даже когда отпуск закончился и его способность колдовать полностью восстановилась, Гарри больше не мог делать вид, что близкие ему безразличны. Он заходил на Гриммо каждые выходные, потому что знал, что Тони очень расстроится, если не увидит и не поиграет с ним, знал, что и сам не сможет потом спокойно спать.

Со временем злость сошла на нет, и Гарри просто смирился. Мать и крёстный были вместе, нравилось ему это или нет. Они были вместе, и это был факт. К тому же, когда Тони исполнилось четыре года, произошло то, к чему, как Гарри думал, он был готов. Гермиона забеременела. На втором месяце она подхватила простуду, и целители перестраховались и положили её Мунго. Вот тогда он и сам сильно растревожился и стал опасаться худшего. Однако им повезло намного больше, чем всем другим. Их малышка Мэри родилась крепкой и абсолютно здоровой. Гарри полюбил её, как только впервые взял на руки. Полюбил и забыл про все обиды. Не так давно у него родился сын. Его карие глаза напомнили Гарри об отце, и он назвал сына в его честь. Лили растрогалась и не сдержала слёзы, когда он сказал ей об этом и дал подержать на руках внука.

И вот сейчас, когда столько тревожных, трогательных, радостных и печальных воспоминаний пронеслись в его голове, Гарри лежал на койке в Мунго и смотрел на самого важного человека в своей жизни. На Гермиону, без которой он не смог бы справиться с Волан-де-Мортом там, в самой-самой первой реальности. На Гермиону, без существования которой ему все другие реальности казались неправильными, а жизнь лишённой смысла. На Гермиону, которую здесь он знал с самого детства. На свете не существовало человека дороже и ближе неё.

Сейчас она была рядом и сидела возле него с печальным видом, вероятно, думая о том, что открытие Арки стало для него ударом, который переломал всё.

— Может… эта Арка открывается в несколько миров? Может, она сейчас просто открылась не туда? — предположила она, возможно, опасаясь, что он впал в отчаяние.

Но Гарри не впал в отчаяние, он впал в растерянность. Ему хотелось бы думать об отце и об Арке, но он не мог отвести от Гермионы взгляд, не хотел, чтобы она снова исчезла и его жизнь утратила смысл.

— Возможно, — сказал он вслух и попросил самое нелепое, что пришло в голову: — Обними меня… пожалуйста.

Гермиону его просьба ни капли не смутила, она пересела со стула на край койки и потянулась к нему, а Гарри приподнялся и потянулся навстречу. Он чувствовал её шёлковые волосы под своим подбородком, чувствовал руки, обхватившие его спину, чувствовал, как его сердце сильно-сильно бьётся, едва только она прижала к его груди голову.

— Мне, правда, очень-очень жаль, Гарри, — повторила Гермиона, а он всё ещё не мог поверить, что это она, и не хотел выпускать её из своих рук.

— Ничего, мы с этим справимся, — заверил её Гарри и поцеловал в макушку.

Гермиона откинула голову и заглянула ему в лицо. Возможно, чтобы понять, действительно ли он так думает или просто успокаивает её. Гарри не знал, что ещё сказать, когда она в такой близи и в её шоколадных глазах хочется раствориться. Он наклонился и почувствовал её мягкие губы, которые осторожно смял. Гермиона отвечала на поцелуй и заметно расслабилась в его объятиях.

— Я хочу вернуться домой. Давай сбежим отсюда? — смотря ей в глаза, предложил Гарри, и её губы наконец-то изогнулись в улыбке.

— Давай я просто предупрежу целителей, что мы уходим, а ты пока переоденешься, — тепло сказала Гермиона и ненадолго его покинула.

Гарри держал её за руку, когда они шли по больничному коридору, и не решался трансгрессировать на улице. Опасался, что из-за охвативших его чувств не сможет сосредоточиться и расщепит их.

— Я что-то не уверен в своих силах, — признался он, — сможешь нас переместить?

— Конечно.

Гермиона трансгрессировала, и они очутились на той же лужайке у знакомого ему с детства дома. Внешне он не сильно изменился, разве что исчезла изгородь между домом Поттеров и домом Грейнджеров. Между участками появились и горка, и новые качели, и песочница. Похоже, обе семьи приложили все силы, чтобы детям было, где играть и веселиться.

— А где дети? Они у твоих родителей? — смотря на это, спросил Гарри.

— Да, — подтвердила Гермиона. — Можем оставить их до завтра. Мама с папой всё понимают, они…

— Нет-нет, давай заберём их.

— Хорошо, я сама схожу, ты лучше иди в дом и отдохни.

Но Гарри не хотел идти в дом без неё. Пустой дом ему казался безжизненным. Он видел, как Гермиона поднялась на крыльцо дома родителей, видел её отца, помахавшего ему из окна рукой, и помахал тому в ответ. Совсем скоро дверь дома Грейнджеров снова открылась и появилась Гермиона. В руках она несла темноволосого малыша, державшего во рту соску, а невысокая кудрявая девочка побежала к Гарри.

— Папочка! — воскликнула она, прижавшись к его ногам, и задрала голову. — Тебе лучше? Бабуля с дедулей сказали, ты немного приболел.

— Я уже поправился, — заверил её Гарри и взял на руки.

У Мэри были такие же изумрудные глаза, как у него и его матери. Живая и реальная в его руках она казалась ещё прекрасней, чем в воспоминаниях, пролетавших в памяти.

— Это хорошо, — сказала она, обхватив его ладошкой за шею.

Гарри и сам не понял, как он зашёл в дом и как стремительно пролетело время, пока они болтали с дочкой в её комнате. Кажется, он рассматривал какие-то рисунки, а потом ушёл с ней играть в гостиную. Кажется, их отвлекла Гермиона и они все вместе собрались на кухне. Кажется, он помогал ей с Джеймсом и пытался накормить того с ложечки, но малыш ещё не привык к прикорму и всячески противился. Время так быстро пронеслось, что он и не заметил, как стемнело и оказался в постели. Дочка спала в соседней спальне, Джеймс спал в кроватке неподалёку. Под рукой Гарри спала Гермиона, а он сам не мог сомкнуть глаз. Всё ещё думал, что ему это всё грезится, что он закроет глаза и окажется, что всё не так прекрасно, как было сегодня днём. Думал, что теперь он снова с Гермионой, а потом вспоминал про отца… А как же он? Как же Джеймс?

Глаза Гарри поднялись выше и обратились к окну. Сияние всё ещё было на небе. Что, если ему попробовать связаться с отцом? Гарри пару раз порывался это сделать, но останавливался. А что будет тогда? Изменится ли что-то в его жизни? Гермиона останется или исчезнет?

«Но всё же изменилось так хорошо… Что, если мне просто предупредить папу, чтобы он никогда не спускался в Отдел тайн? Или взять с него обещание не шагать в Арку?»

В конечном итоге Гарри не выдержал и осторожно выбрался из-под одеяла. Нацепив на нос очки, он оделся, достал из кармана брюк сквозное зеркальце и отправился в гостиную. Из окна лился свет, и он остановился возле него. Едва только Гарри открыл рот, смотря на своё отражение, как вздрогнул и чуть не выронил зеркальце.

— Я бы не стал этого делать.

Голос прозвучал совсем близко. Гарри огляделся, но не увидел в гостиной никого.

— Не пугайся, я здесь.

С него словно спало дезиллюминационное заклинание, и собеседник появился в каких-то шагах. Гарри прошёлся взглядом по блёклому серому плащу и оторопел, когда руки собеседника поднялись и стянули с головы капюшон. Его отец, такой же зрелый, как будто годы для него текли так же, как и для других, стоял перед ним.

— Предвижу твой вопрос, но нет, я не мог появиться раньше. Честно говоря, мне Лунатик совершенно случайно помог разобраться в некоторых… тонкостях. И нет, я ему не нанёс большого вреда и тебе тем более не нанесу. Я хотел появиться ещё вчера вечером, но Сириус и Лили были рядом с тобой, не хотел их взбудоражить после всего, что они пережили. Моё появление их бы добило.

На этом он замолчал, похоже, дав сыну время осознать своё появление и заметить, что свет сквозь него, как сквозь привидение, не проходил.