Зазеркальная волна (джен)

31 октября 2011 года

— Полярное сияние сделалось ещё ярче, — доносился из динамика старенького радио голос ведущего. — Говорят, настолько необычного сияния над Лондоном не было вот уже тридцать лет. Не правда ли, Фрэнсис?

— Да, мой друг, именно так, — ответил ведущему научный гость в студии. — Мои коллеги это подтверждают.

— А правда ли, что подобные сияния могут вызвать аномалии в природе и даже изменения в пространственно-временном континууме? Наши слушатели утверждают, что существует теория рядов, согласно которой Вселенная имеет десять или даже одиннадцать измерений, каждое из которых при изменении определённых обстоятельств может пересечься с другим или же изогнуться, и время в нём потечёт иным образом.

— Ох, я тоже люблю изучать подобные теории, мой друг, но тут наши дорогие слушатели несколько искажают действие законов физики. Если бы существовало несколько…

Пришли ли ведущий и его гость к соглашению или же продолжили дискутировать дальше, было неизвестно. Гарри Поттер, выходящий с бутылкой огневиски с кухни, не глядя, взмахнул волшебной палочкой себе за спину, и старенькое радио на подоконнике стихло. Только его шаги какие-то мгновения раздавались в коридоре и затихли у лестницы. Гарри опустился на ступеньку, убрал палочку за пояс и вскрыл бутылку. Конечно он мог бы пить крепкий напиток на кухне, но там ему было тошно. Каждый шкаф, обеденный стол и даже занавески на окнах напоминали о былом, и видеть их не хотелось.

Сегодня, 31 октября, был самый худший день в его жизни. День, в который с ним всегда случалось только плохое. По этой причине Гарри был необычайно мрачен, сидел в темноте и, делая глотки огневиски, предавался воспоминаниям.

Тридцать лет тому назад в этот день умерли его родители. Двадцать лет назад он впервые совершил подвиг: столкнулся со страшным троллем и чуть не погиб, но зато обрёл ещё одного лучшего друга. Гермиона… Сколько лет они были вместе? Он всегда считал её родным человеком. Однажды чуть не уступил Рону, а потом увидел, как они целуются, и ощутил, как нутро пробрало холодом. Он так долго отталкивал её от себя… не придавал значения её вниманию, заботе, мудрым суждениям, что за какие-то мгновения ощутил, как добровольно отдирает часть себя самого. Наверное, он так остро ощутил это потому как находился на волоске от смерти. Когда шла Битва за Хогвартс, всё ощущалось по-иному. Каждый вздох, который мог стать последним. Каждый взгляд, способный согреть сердце и каждые прикосновения или объятия. Он шёл умирать, думая лишь о том, что Гермиона готова была умереть вместе с ним. Несмотря на существование Рона, она бы пошла за Гарри, если бы он попросил. Он выбрался из её объятий и одним взглядом велел другу её беречь.

Наверное, он поступил подло, когда выжил и вернулся. Он ведь признался Гермионе в любви и поцеловал её в больничном крыле. Признался, потому что поддался эмоциям и не мог больше ни о чём другом думать. Решил, что она должна хотя бы это знать. Должна знать, чтобы понимать, почему он не сможет радоваться за них с Роном. Вот только Гермиона ничего не сказала и ушла с потрясённым видом, а потом прибежал Рон, которого она бросила.

Наверное, это было и впрямь подло, но кто вправе их за это судить? Кто-то тоже пережил то же, что и они? В мире существуют безгрешные люди, никогда в жизни не заблуждавшиеся на счёт себя и других?

По крайней мере, они были честны. С собой и с другими. Гарри тяжко вздохнул и сделал ещё глоток огневиски.

Джинни, в отличие от Рона, не питала к нему ненависти, как и другие члены семьи Уизли. Более того, она была на их, Гарри и Гермионы, свадьбе и желала им долгой и счастливой жизни. Как они потом узнали, Джинни встретила Виктора Крама и с удовольствием приняла его ухаживания. Через два года она перебралась в Болгарию и периодически слала оттуда письма. Миссис Уизли по-прежнему вязала к Рождеству всем, в том числе Поттерам, фирменные свитера, а мистер Уизли работал в Министерстве, куда и пошли после учёбы — он окончил мракоборчески курсы, а она седьмой курс в Хогвартсе, — Гарри и Гермиона.

И вот что, что в этой мирной спокойной жизни могло пойти не так? Отсутствие приключений? Опасности? Возможности выбора? Неужели всё из-за того, что они росли не так, как другие, и не ведали иной жизни? Неужели это и стало их наказанием? То, что они не могли приспособиться к чему-то обыденному после того, что пережили?

Какие-то мгновения Гарри сидел неподвижно на лестнице, как будто бы под ударом от Петрификус Тоталус.

Кажется, они с Гермионой рьяно строили карьеру какие-то годы… иногда, конечно же, ссорились — оба ведь жутко упрямые и смелые — а потом бурно или нежно мирились. Многие находили их брак идеальным, гармоничным, браком двух родственных душ.

Но что-то было не так. Что-то, что они оба или же только он сам, упустили. Гарри поставил бутылку огневиски в сторону и, закрыв глаза, потёр переносицу.

Он, лишённый возможности познать родительскую любовь, давно хотел построить дружную семью. Отдать всё то, что не получил сам, кому-то родному, кто будет согревать его сердце. Гермиона это знала. Она всегда всё знала и многое понимала без слов. И она тоже хотела ещё больше тепла и любви. Гермиона пожертвовала ради него доверием своих родителей и так и не смогла их вернуть.

«То, что уже стёрто, невозможно восстановить, — объяснял им австралийский целитель. — Вы же не думаете, что взмахом палочки можно вернуть стёртую тем же взмахом запись на пергаменте?»

Грейнджеры её не вспомнили, и для неё это было ударом. Наверное, поэтому Гермиона спустя годы не приводила никаких доводов против того, что можно было бы расширить семью. Карьера карьерой — её всегда кто-то будет строить, как и подниматься выше другого, — но ничто не заменит родного человека, не заменит обращённых с любовью глаз, ярких воспоминаний, эмоций и тепла, что останется в сердце.

«Я так больше не могу. Прости меня».

Она ушла в этот самый день, 31 октября, оставив на кухонном столе короткую записку и обручальное кольцо.

Гарри сделал глоток огневиски и продолжил смотреть в темноту коридора. Хотя бы он не вызывал у него отклик и не был связан ни с какими воспоминаниями. Возможно, можно было доковылять до двери и выглянуть на улицу, понаблюдать за необычным сиянием в небе или хотя бы подышать свежим воздухом, но у него не было ни сил, ни желания.

Этот день словно бы стал его проклятием. В этот день с ним по жизни случалось что-то отвратительное. Он кого-то терял или оказывался в чрезвычайно тяжёлой ситуации. И как бы ему ни хотелось всё исправить, положив поверх что-то хорошее, Вселенная, будто назло, подкидывала ему одно испытание за другим.

Гарри устал и опустился на спину прямо на лестнице. Так лежать было неудобно, но это его нисколько не напрягало. Сегодня многие коллеги смотрели на него, их начальника, с растерянным видом — вероятно, не знали, поздравлять ли его с праздником, победой над Волан-де-Мортом, или же посочувствовать. Те немногие, с кем он делился сокровенным, молча исполняли его приказы и готовы были составить компанию вечером. Но Гарри не хотел ни их участия, ни внимания. Достаточно было того, что они помогали какие-то годы искать Гермиону, достаточно было того, что им не надо было всё объяснять.

В этот день он потерял будущее… потому что их долгожданная девочка родилась мёртвой. А ведь они придумали ей имя. Мэри. Любимая, как ласково говорила Гермиона, найдя значение имени в книжке.

«Вашу жену коснулось неслабое проклятие ещё и в самом расцвете сил, когда организм только-только созревает, и каждый удар может иметь серьёзные последствия. А потом ещё и неоднократное воздействие Круциатуса… Про вас вообще лучше не говорить, мистер Поттер, — твердил в своём кабинете главный целитель. — О каком потомстве вы вообще думали? При таких данных даже если зачатый вами ребёнок каким-то чудом родится живым, здоровым он никогда не будет!»

Упрямая по природе Гермиона долгие месяцы не хотела с этим мириться. Или же делала вид, что не хотела мириться… Но и её силы были не безграничны. После рождения Мэри она как будто бы сделалась неживой, и Гарри не мог до неё достучаться. Возможно, у неё была депрессия, но ни он, ни друзья не оставляли её одну и всячески поддерживали. Гермиона и сама не отказывалась от приёма лекарств и запоем читала всякие книжки. Но может, этого было мало? Может, это только в глупых фильмах и книжках все душевные болезни и невзгоды со временем проходят? Близкие люди находятся рядом, поддерживают и утешают человека, и становится легче. Может, по правде говоря, это всё дерьмо собачье? Ни одна забота или «мудрые» слова не закроют дыру в сердце, особенно, если она там не одна.

В этот проклятый день она просто ушла. Гарри искал её везде, где мог. В Австралии, где всё так же жили ничего не понимающие Грейнджеры. Во Франции, где жили некоторые их друзья. В Болгарии. В Румынии. В десятках других стран и городов. Но всё было тщетно. Она исчезла бесследно, даже кота с собой не взяла, и Живоглот пронзительно мяукал какое-то время на Гриммо, пока не заболел и тоже не исчез. Наверное, нашёл где-то укромное место и умер. Иногда Гарри думал, что и Гермиона поступила так же. Сдалась и ушла, чтобы он не увидел того, что она с собой сделает. Ушла, решив, что без неё у него будет хоть какой-то шанс на будущее с другой девушкой.

— Бродяга! Эй! Сколько можно тебя звать, собака?! Лунатик и тот всегда быстро на связи! А ты!..

Гарри не сразу понял, откуда слышит смутно знакомый ему голос, и приподнялся.

— …ты там бегаешь где-то, что ли, псина? — не унимался обладатель голоса, и рука Гарри инстинктивно опустилась на грудной карман.

Конечно, откуда ещё кому-то с ним говорить, как ни по сквозному зеркальцу. Он ведь иногда связывался через него с Аберфортом Дамблдором. Связывался, чтобы узнать, как идут дела в Хогсмиде, хотя, по правде говоря, его всегда интересовало только одно — не видели ли в деревне Гермиону.

— Эй!

Одной рукой он достал зеркальце из кармана, другой — зажёг на кончике волшебной палочки свет. Лицо, что предстало с той стороны зеркальца, на какие-то мгновения заставило Гарри замереть.

С той стороны на него смотрел его отец. Джеймс Поттер.

— Эй, парень, а ты ещё кто? — спросил тот, хмуря лоб. — Где Бродяга?

Гарри быстро пришёл в себя и помрачнел — кто-то, похоже, решил его разыграть! Возможно, кто-то подумал, что принять облик его отца и связаться с Гарри через Аберфорта будет забавно или же очень приятно для известного героя.

— Это что ещё за шутки такие?! — возмутился Гарри. — А ну быстро вернул свой привычный облик или я сейчас тебе устрою!..

— Слышь ты, нетрезвая морда, а ну не смей на меня кричать! Сейчас же верни зеркальце Бродяге или я найду тебя и, клянусь Мерлином, поколочу!

— Чего-чего ты сделаешь?! — гневно переспросил Гарри и, покачнувшись, поднялся на ноги. — Считаю до пяти, ублюдок, смени облик или ты очень сильно об этой шутке пожалеешь!

— Да я сейчас до трёх посчитаю и тебя раньше найду, бухарик! — грозно отозвался лжеотец, хмурясь сильнее.

— Джеймс, да с кем ты там так громко переговариваешься, я не пойму?! — вдруг послышался ещё один голос с его стороны, и оба мужчины разом смолкли. — Из-за вас я не могу уложить Гарри в кроватку!

К изумлению Гарри, обладательница этого голоса приблизилась к лжеотцу.

— Бродяга, это ты там опять развлекаешься на Хэллоуин?! — сердито вопросила она, и Гарри чуть не выронил зеркальце из пальцев.

— М-мама? — так тихо спросил он, что никто по ту сторону зеркальца не расслышал.

— Не знаю, кто вы, сэр, но нам сейчас не до вас! — отрезала Лили. — Ведите себя, пожалуйста, тише или выберите другое время для общения!

Она повернула голову и наградила мужа недобрым взглядом. Гарри мог бы решить, что дело в огневиски или в его расстроенных чувствах, но этим вечером он не мог адекватно мыслить. Его сердце дико заколотилось, а ладони похолодели. Даже если он перепил и «словил белочку», ему вдруг захотелось, чтобы лица родителей не исчезали.

В этот проклятый день ему отчаянно захотелось, чтобы хоть кто-то родной побыл с ним, хоть совсем немного, хоть на какие-то минуты.

— Ма… Подождите! — закричал Гарри. — Лили, Джеймс, пожалуйста, подождите!

Супруги удивлённо переглянулись и уставились на него.

* * *

31 октября 1981 года

Такой славный праздник проходил впустую! Хэллоуин, праздник полный разных ужасов и приколов! Их, Мародёров, любимый праздник! Не то чтобы Джеймсу было невыносимо рядом с женой и маленьким сыном — их он очень любил — но всё же без верных друзей было тоскливо. Бродяга, Лунатик и Хвост столько лет были с ним в школе… бессчётное число раз участвовали в его розыгрышах… и пусть все теперь выросли и должны были вести себя осторожно, чтобы не попасться Волан-де-Морту и его прихвостням, но ведь как не хватало того прежнего, беззаботного школьного времени. Не хватало всяких подначек, шуток, ночных посиделок и улыбок, с которыми они придумывали очередное развлечение. Казалось, всё это было ещё вчера, на прошлой неделе, а не годы назад. Казалось, он был ещё легкомысленным мальчишкой, а не женатым мужчиной и к тому же отцом.

Коротко говоря, пока жена пыталась уложить их малыша спать, Джеймс Поттер предавался воспоминаниям. Возможно, вынужденное пребывание дома — Альбус Дамблдор считал, что Волан-де-Морт поверил пророчеству и охотится на их сына, — так сильно сказалось на настроении Джеймса, что он сидел на диване и с кислым видом смотрел в сторону окна. На тёмном полотне неба переливались изумрудно-голубые цвета. Полярное сияние, о котором говорили магглы, накрыло окрестности.

Джеймс тяжко вздохнул и сунул руку в карман. Подумал связаться с лучшим другом и спросить, видит ли Сириус это же сияние. В другие бы времена они бы давно выскочили на улицу и устроили там развлечение — запустили фейерверки или затеяли гонки на мётлах — теперь же приходилось отсиживаться как зверьки в норке. Сириус наверняка испытывает ту же тоску, он поймёт друга как никто.

— Эй, Бродяга! — позвал Джеймс.

Однако сегодня Сириус почему-то не спешил ему отвечать. Неужели он не удержался и ушёл развлекаться? Не потому ли предложил вместо себя Питера Петтигрю? Знал, что может нарваться и сболтнуть по пьяни лишнего?

Не то чтобы Джеймс не доверял Сириусу… но поступок лучшего друга его несколько задел. Бродяге Джеймс верил больше, чем кому-либо, и когда тот вдруг резко передумал стать Хранителем их тайны, это вызвало у первого неприязненное чувство, хоть он и не высказал возражений.

— Бродяга! Эй! Сколько можно тебя звать, собака?! — начал сердиться Джеймс. — Лунатик и тот всегда быстро на связи! А ты...

Может, Сириус на самом-то деле испугался за свою жизнь и оказался не таким уж и преданным, как хотелось бы ему показать другим?

— …ты там бегаешь где-то, что ли, псина? Эй!

Отражение в зеркальце переменилось, но вместо лица друга внезапно возникло лицо какого-то темноволосого взлохмаченного парня, недоумённо смотрящего в ответ.

— Эй, парень, а ты ещё кто? Где Бродяга?

Незнакомец почему-то быстро завёлся и начал напирать на Джеймса с непонятными претензиями, и последний завёлся в ответ. Он был готов хоть сейчас же выскочить на улицу, отыскать незнакомца и навалять тому за дерзость. Они бы и впрямь рассорились, если бы не Лили.

— Джеймс, да с кем ты там так громко переговариваешься?! — громко спросила она и с сыном на руках спустилась с лестницы. — Из-за вас я не могу уложить Гарри в кроватку!

Она погладила малыша по головке, подошла к мужу и заглянула в зеркальце.

— Бродяга, это ты там опять развлекаешься на Хэллоуин?! — вопросила у незнакомца и тот, похоже, впечатлённый от её появления — это Лили умела во все времена — крайне растерялся.

Он шевельнул губами, но так тихо что-то сказал или спросил, что невозможно было разобрать.

— Не знаю, кто вы, сэр, но нам сейчас не до вас! — отрезала Лили. — Ведите себя, пожалуйста, тише или выберите другое время для общения!

Она сердито глянула на Джеймса, похоже, давая понять, что не ему одному сейчас приходится туго, и он промолчал. Невольно подумал, что подождёт её внизу, когда она уложит Гарри, включит какую-нибудь пластинку и тогда они тихонько потанцуют. Пока у него есть Лили, не всё потеряно. И почему он об этом не подумал? Мерлин с ним, с Бродягой, завтра или послезавтра сам приползёт и расскажет, с кем гулял и где забыл сквозное зеркальце.

При взгляде на любимую тоска покинула сердце Джеймса, как и недобрые мысли. Мерлин со всем — с друзьями, с незнакомцем и даже с Волан-де-Мортом! — пока у него есть Лили, ему ничего не страшно.

Он было собирался прервать связь и убрать зеркальце в карман, как незнакомец вдруг завопил:

— Ма… Подождите! Лили, Джеймс, пожалуйста, подождите! Какой сейчас год?

Супруги удивлённо переглянулись — неужели их колдофото теперь настолько распространены, что любой волшебник может их узнать?

— Восемьдесят первый, — куда спокойней ответил Джеймс, решив сменить тактику. — Слушай… э-э… приятель, я понимаю, что Хэллоуин не каждый день бывает и ты... я так вижу, решил его хорошенько отметить… Ты не подскажешь, мой друг, Бро… кхм, Сириус был с тобой? Он тебе обо мне рассказал?

— О Мерлин… — сказал незнакомец и жутко встревожился. — Лили, Джеймс, вам надо уходить! Уходите как можно скорее!

— Он точно перепил, — заметила Лили, — кончай с ним трепаться.

— Да подождите! Послушайте же меня! — между тем продолжал незнакомец. — Вам грозит смертельная опасность! Волан-де-Морт скоро придёт к вам! Вы же сейчас в Годриковой Впадине, верно?!

Лили и Джеймс с тревогой переглянулись — откуда незнакомец это узнал? Неужели Сириус и впрямь загулял и выдал их?!

— Я не знаю номер дома, но Петтигрю знает, он сдаст вас или уже сдал Волан-де-Морту! — кричал незнакомец. — Ма… Лили, Джеймс, уходите, слышите! Сейчас же!

Супруги замерли, не зная, что и думать, а их собеседник продолжил выдавать сокровенные вещи:

— Па… Джеймс, а помнишь, как ты спас Нюниуса от смерти в Визжащей хижине? Вы же трое незарегистрированные анимаги, а Люпин так вообще оборотень! А помнишь, что у тебя есть мантия-невидимка, но сейчас её нет с тобой, потому что Дамблдор одолжил её на время? Уходите! Прошу вас, уходите как можно скорее! Уходите сейчас же!

Улица, освещённая лишь фонарями, внезапно сделалась темнее. Осталось одно лишь необычное сияние на небе. Лили покрепче прижала к себе Гарри и испуганно взглянула на мужа. Джеймс понял, что сжал зеркальце в пальцах сильнее и инстинктивно достал волшебную палочку. Кто бы ни был незнакомец по ту сторону зеркальца, он знал вещи, которые не мог знать никто, кроме супругов.

Они с Лили одновременно вздрогнули, когда услышали скрип калитки и неторопливый шорох шагов.

— Лили… уходим, — тихо сказал Джеймс и взял её за руку.

Однако трансгрессия не сработала. Кто-то успел наложить на дом блокировку.

— Джеймс… — испуганно проговорила Лили, и малыш на её руках заплакал.

* * *

Адрес был верный. Петтигрю отвечал за него головой. Приближаясь, Волан-де-Морт слышал плач ребёнка и одним взмахом палочки разнёс дверь в щепки. Однако стоило ему ступить в дом, как его встретила тишина и темнота. Похоже, Поттеры не смогли удрать и спрятались, но это их не спасёт.

— Выходите, — проговорил Волан-де-Морт у порога и окинул взглядом пустой коридор, а за ним и гостиную.

Похоже, Поттеры спрятались наверху, и он двинулся к лестнице. Половицы скрипели от его шагов. Он считал, что это должно наводить на Поттеров ужас и растягивал момент.

— Выходите, — повторил Волан-де-Морт, — и, может быть, тогда я проявлю милосердие… и ваша смерть будет быстрой.

Он прошёл сквозь ещё один тёмный коридор и вышел в детскую. В ней никого не было. Кроватка была пуста. Из раскрытого окна дул прохладный ветерок и доносились голоса соседей.

Поттеров кто-то предупредил, понял Волан-де-Морт и помрачнел. Информация Петтигрю оказалась совершенно бесполезной, как теперь и он сам. Вот пусть и ответит за эту напрасную вылазку. Его смерть будет уроком для других.

* * *

Цок-цок-цок-цок! — стучали копыта по дороге. Прохладный ветерок обдувал лицо Лили. Одной рукой она прижимала к себе малыша Гарри, другой рукой держалась за ветвистые рога мужа. Поскольку трансгрессировать из дома было невозможно, Джеймсу не осталось ничего другого, как обратиться в оленя и выскочить в окно. Скрывшись за одним из домов, они трансгрессировали прочь от Годриковой Впадины. Лили подумывала укрыться у сестры, но Джеймс одёрнул её — прихвостни Волан-де-Морта наверняка будут их там поджидать. Он предложил выбрать место менее приметное. Так супруги и оказались на пороге дома Арабеллы Фигг. Сквибов его Величество Тёмный Лорд не то чтобы ненавидел, как тех же грязнокровок, а скорее даже считал не достойными его внимания.

— Эй, приятель! Эй, мы спаслись, откликнись! — звал незнакомца на кухне Джеймс и смотрел в зеркальце, но тот не появлялся. — Приятель…

— Сохатый? Ты чего такой потерянный? Что-то случилось?

Вместо незнакомца Джеймс увидел в отражении своего лучшего друга, Сириуса Блэка. Тот выглядел помятым и растерянным — явно не отмечал праздник, а занимался чем-то другим.

— Случилось… — глупо повторил Джеймс, слыша из гостиной переговоры жены и миссис Фигг. — Скажи, пожалуйста, ты никому своё зеркальце сегодня не отдавал?

— Нет, я дрых, а что?

«Что же это тогда было? Кто этот чудак?» — задумался Джеймс.

— Сохатый? Ты в порядке? — допытывался друг.

— Да, я… знаешь что, позже поговорим.

И он оборвал связь раньше, чем друг успел бы спросить, где он находится и почему имеет такой встревоженный вид. Джеймс прошёлся по кухне, тяжко вздохнул и уставился в окно. Светало, необычного сияния не было, как будто оно ушло, недовольное тем, что они ему не порадовались. Впрочем, Джеймс не стал над этим задумываться и отправился к жене. Похоже, сегодня они спаслись от смерти и всё благодаря незнакомцу. Если получится, они его обязательно найдут и отблагодарят, а пока нужно передохнуть и решить, что делать дальше.