Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Шёл дождь. Шумный, августовский ливень, от которого листва свежеет, и дышится легче. Не иначе как чудом я ускользнул от бдительного ока Грюма и вечной болтовни Паркера и устроился на подоконнике в спальне. На коленях у меня лежал учебник трансфигурации, но, признаться, я уделял ему непростительно мало внимания. Мои мысли бродили далеко.

Накануне мы говорили с Гарри, и впервые за лето в его тоне я услышал что-то кроме искреннего счастья. Я долго не мог дознаться, в чём дело, но в конце концов Гарри признался, что его тревожит Блэк. «Знаешь, пока смотрю на него, мне кажется, что всё хорошо. Но потом отворачиваюсь, и он всегда перестаёт улыбаться, — произнёс Гарри задумчиво. — Как будто он…»

Нам обоим не хватило мужества произнести имя Люпина. В который раз. Между тем, хотели мы этого или нет, мы помнили о том, что произошло на наших глазах. И не раз я просыпался среди ночи в поту и слезах, вновь увидев, как зубы гигантского пса сжимаются на волчьем горле. А какие кошмары преследуют Блэка?

Мне было тоскливо, словно где-то во дворце завёлся дементор. Бабушка и дедушка проводили лето в Шотландии, и я ни разу не видел их. Анна уехала во Францию и должна была оставаться там до середины октября. Я понимал — умел понимать, — что такое необходимость, долг и обычай. И всё же мне не хватало рядом самых близких родственников, тех, с кем я мог бы поговорить откровенно.

Не хватало мне и друзей. Если бы можно было оказаться сейчас на вилле у Блейза и хоть на неделю, даже на три дня забыть про протокольные встречи, прессу и обязанности! Плавать в тёплом солёном море, завтракать итальянской выпечкой и болтать обо всём на свете. Но я не мог себе этого позволить, поэтому сидел на подоконнике, листал учебник, слушал шум дождя и предавался хандре.

Я вздрогнул, когда услышал рядом тихие шаги. Рука в белой перчатке поставила на подоконник рядом со мной высокую фарфоровую чашку, от которой пахло шоколадом и корицей. Подняв глаза, я увидел Уилсона, моего нового и ещё незнакомого камердинера.

— Какао? — спросил я с лёгким удивлением.

Уилсон молча кивнул и слегка развёл руками, как бы говоря, что, очевидно, именно в этом я и нуждаюсь. У какао был именно тот вкус, который мне всегда нравился: совсем немного сахара, пряности и очень много шоколада.

— Оно идеально, — произнёс я, а Уилсон кивнул, словно ни на мгновение в этом не сомневался. Потом поклонился и ушёл, оставив меня снова наедине со своими мыслями. Правда, должен признать, что с какао тосковать оказалось несколько труднее, чем без него.

* * *

Первые гости прибыли на Чемпионат мира за три дня до начала — их разместили в волшебном палаточном городке. В целях безопасности городок, по предложению мистера Дженкинса, поделили на сектора. В каждом из них дежурили ответственный аврор, два студента-стажёра и сотрудник министерства. Сам городок оцепили силами маггловской полиции и двадцатью сквибами, у которых обнаружился военный опыт. Паркер проговорился, что Фадж и Крауч едва не прокляли Дженкинса с его инициативами и мрачными прогнозами, но в конце концов сдались после того, как он в красках описал все последствия любых беспорядков на мероприятии такого уровня.

Команды приехали на площадку накануне игры, а я вместе с верхушкой министерства отправлялся туда только в день самого матча, причём после обеда. Палатки мне не полагалось — ночевать на стадионе мне бы никто не позволил. Городок закрыли от любых средств перемещений внутрь или наружу, поэтому нам пришлось воспользоваться порталом. Снова доехав до того домика, в котором был рабочий камин, мы с Паркером и Грюмом взялись за неприметную перьевую ручку. Паркер глянул на часы, объявил:

— Вот сейчас! — и ручка налилась голубым светом. Меня что-то подцепило крюком под рёбра, ноги оторвались от пола, перед глазами всё закружилось, и на мгновение к горлу подступила тошнота. Но потом всё кончилось, а Грюм железной рукой ухватил меня за плечо и не дал упасть. Проморгавшись, я понял, что мы оказались перед главным входом в городок. К нам тут же кинулся слегка взлохмаченный Перси Уизли и рассыпался в приветствиях, при этом то и дело поправляя синюю повязку на рукаве — знак принадлежности к сотрудникам министерства магии.

— Будет, Уизли! — осадил его Грюм прежде, чем я или Паркер придумали способ слегка унять словоизлияния нашего провожатого. — Лучше веди вперёд, да поживее! Это мордредово солнце кого угодно в гроб сведёт.

— Конечно, конечно, Ваше Высочество, мистер Паркер, мистер Грюм… О, нет! — Перси обернулся и покраснел весь целиком, до самой шеи. Я проследил за его взглядом, и…

Ну, честно говоря, в тот момент я вообще не понял, что случилось. Просто внезапно звуки затихли, краски померкли, и весь мир сжался до одного сияющего ослепительного пятна света, который испускал спустившийся на землю ангел. Мой рот нелепо раскрылся, колени задрожали, а потом вдруг чёртов Паркер закрыл мне глаза ладонью. Я принялся вырываться, кричал что-то невразумительное, и вдруг — хлоп! — несильный, но чувствительный удар по щеке. Меня не били ни разу в жизни!

— Да, так лучше, — воскликнул Паркер и отпустил меня. Я понемногу приходил в себя, от стыда желая провалиться под землю и опасаясь даже смотреть в ту сторону, где… Вы понимаете. — Спасибо, мистер Грюм.

— Только вейл нам тут не хватало! — проскрипел Грюм. — Ну, чего уставилась? Мне, знаешь ли, до вейл дела нету, так что проваливай к своей братии.

— Кхм, — услышал я, — п’ошу п’ощения, мисте’, но я — стажё’ в Министе’стве Магии Б’итании, а не какая-то там вейла!

Голос оказался высоким, женским, но достаточно сильным. Всё ещё опасаясь повторения того, что произошло, я осторожно, одним глазом посмотрел в сторону говорящей. И, к счастью, видимо, эффект от пощёчины ещё действовал. Во всяком случае, мир не потускнел, и вместо ангела я увидел обычную девушку, пускай и очень красивую. Она была одета в светло-голубую мантию, с жёлтой стажёрской повязкой на рукаве. Волосы у неё были цвета расплавленного серебра и спускались по спине, голубые глаза с длинными ресницами строго щурились, губы были плотно сжаты.

— Прошу прощения за недоразумение, мисс Делакур, — произнёс Паркер таким тоном, словно ничего и не случилось, — мистер Грюм никогда не был образцом хороших манер, а Его Высочество несколько переволновался.

— Конь’ечно! — с заметным французским акцентом отозвалась девушка. — Недо’азумение!

— Бернард Паркер к вашим услугам, мисс, — он слегка поклонился, а потом представил девушку мне с таким видом, словно она была его старой знакомой. Но, стоило ей уйти, как он проговорил прохладно:

— Я ожидал от вас большей сдержанности, Ваше Высочество!

— Болван, значит, — каркнул Грюм, — ожидал он! Чары вейлы действуют не хуже Империуса, не четырнадцатилетнему мальчишке их сбрасывать.

Несмотря на заступничество телохранителя, мне всё равно было стыдно за свой срыв, и я старался поменьше смотреть по сторонам, пока мы проходили на стадион мимо охраны и общались со знакомыми из Министерства.

Последний раз, когда я был здесь, вокруг стадиона простиралось бескрайнее поле. Теперь же оно всё было заставлено палатками самых разных видом и размеров. Я заметил палатку размером с тумбочку, настоящий огромный шатёр, двухэтажный домик и парусную яхту. Между палатками сновали ведьмы и волшебники, одетые в лучшие свои мантии. От некоторых рябило в глазах, такими пёстрыми они были: одна волшебница и вовсе облачилась в мантию, переливающуюся всеми цветами радуги!

То и дело в воздух взлетали снопы искр, в основном красных или зелёных — в цветах играющих команд. Кое-где уже поднялись национальные флаги, а сектор ирландских болельщиков просто тонул в зелени.

С возвышения я немного посмотрел на суету городка, поправил воротничок и отвернулся, не желая выслушивать ещё больше замечаний о несдержанности. Но — да, я хотел бы оказаться там, с друзьями, пройтись мимо палаток, накупить ерунды на лотках торговцев... Вместо этого меня ждало знакомство с игроками. Вернее, вместе с министром Фаджем и мистером Краучем я должен был нанести им неофициальный визит — продемонстрировать британское гостеприимство. На которое у меня совершенно не было настроения.

Простит ли мне читатель это эмоциональное признание? Но я едва ли как следует запомнил это знакомство. Помню, что Виктор Крам, легендарный ловец, показался мне мрачным, замкнутым и одиноким юношей сильно младше своих коллег. А ирландский охотник по фамилии Трой, широкоплечий улыбчивый блондин с россыпью веснушек, произвёл впечатление души компании. По счастью, мне хватило собранности, чтобы справиться с приветствием на ирландском и даже понять ответ, а потом перейти на немецкий и поговорить немного с болгарами.

Но всё это происходило будто бы во сне и не со мной, и я никак не мог вырваться из этого состояния глубочайшей отстранённости. Я хотел быть где угодно, только не здесь, и даже не мог по-настоящему взволноваться из-за того, что мне предстояло произнести несколько слов перед началом игры. На лифте мы поднялись наверх и направились к министерской ложе, в которой мне уже доводилось бывать. Только теперь её всю заполняли зрители. Не имея возможности ответить на искренние бурные приветствия, я просто кивнул Гарри, Блэку, Гермионе и семье Уизли, расположившимся на нижнем ряду, поздоровался с мадам Боунс, краем губ улыбнулся бледному Драко и, наконец, оказался рядом с министрами магии Британии и Болгарии. Ирландию представляла глава общины — седая сгорбленная колдунья в зелёной мантии и с чёрными страшными глазами. Лет ей было, думаю, куда больше, чем бабушке — в тех материалах, которые мне предоставил Паркер, в графе «возраст» у неё стоял прочерк.

— Слава Мерлину, хоть вы здесь, Паркер! — воскликнул Фардж, наплевав на протокол. — Крауч куда-то запропастился, а я в языках не силён. Никак не могу втолковать мистеру…

— Министр Яблонский, — слегка наклонил голову Паркер, — если вы не возражаете, я поработаю переводчиком, чтобы вам было комфортнее.

— Как раз вовремя, Фадж просто смешон! — свободно переходя на немецкий, скривил губы болгарский министр, мужчина лет шестидесяти, грузный, но с очень живыми глазами. — Честное слово, он разговаривает со мной так, словно я слабоумный! Скажите ему, что, конечно, я в курсе, кто такой Гарри Поттер, но мне нет до этого никакого дела. Ваши маленькие островные стычки не влияют на европейскую политику, слава всем богам!

Во время всей этой речи, пропитанной иронией, министр Яблонский смотрел не на Паркера, а на меня. Ко мне же оказался прикован взгляд и ирландской главы общины. Только она смотрела пристальнее, и мне казалось, будто её страшные глаза обладают той же способностью, что и волшебный глаз Грюма — видят насквозь. И заученные приветствия мне пришлось выталкивать из горла, борясь с безотчётным трепетом. В тот момент, когда я закончил здороваться и даже услышал что-то не слишком грубое в ответ, в ложу ворвался Людо Бэгмен. Его круглое лицо блестело от пота, и весь он олицетворял радостное волнение.

— Ну, все готовы?

— Да, — кивнул Фадж, слегка успокоенный тем, что рядом есть переводчик, — можем начинать.

— Тогда, как планировали, дам слово вам, потом принцу, потом гостям — и приступаем к игре, — он приложил палочку к горлу, проговорил:

— Сонорус! — и тут же его голос разнёсся по всему огромному стадиону. На экране, где до сих пор мельтешила реклама спонсоров, появилась на чёрном фоне белая буква «М», образованная из четырёх перекрещенных волшебных палочек — эмблема британского министерства магии. — Леди и джентльмены! Леди и джентльмены! — завопил с искренним восторгом Бэгмен, — добро пожаловать на финал четыреста двадцать второго Чемпионата мира по квиддичу!

Стадион разразился овациями. Кто-то запел ирландский гимн, но тут же его перебил бой барабанов, свист и грохот.

— Да, мы все этого ждали! — продолжил Бэгмен, без труда перекрывая все прочие звуки. — И до начала остаётся буквально несколько минут. Честь открыть Чемпионат я предоставляю министру магии Британии Корнелиусу Освальду Фаджу!

Мой уважаемый читатель! Сколько речей ты слышал в своей жизни? Сколько речей произнёс сам? Клянусь, эти ничем не отличались от любых других: скучных, формальных и совершенно бессмысленных.

На экране эмблему Министерства сменил британский флаг, затем появились по очереди болгарский и ирландский. Мы все говорили об одном и том же разными словами: ожидаем честной красивой игры, гордимся честью стоять на этом стадионе, желаем командам удачи... Фадж упомянул гостеприимство Британии и то, как лестно ему принимать у себя Чемпионат, министр Яблонский и старейшина О’Куинн, напротив, поблагодарили за гостеприимство. Я отдельно отметил, что сегодня на трибунах в качестве зрителей и на стадионе в качестве сотрудников присутствуют члены Общества защиты магорождённых, передал благословение от Её Величества и закончил речь так, как и полагается члену королевской семьи: «Да хранит нас Бог!»

И мне при этом удалось сдержать улыбку, хотя я слышал краем уха, как Грюм отчитывает Гарри — тот умудрился запихнуть палочку в задний карман джинсов, что, конечно, глубоко возмутило моего телохранителя. Спасибо, зрители не слышали, как Грюм объясняет, что именно может случиться с ягодицей или ещё чем-то важным. Гарри (было видно даже со стороны) покраснел и поспешно убрал палочку за пазуху, во внутренний карман куртки.

— Так-то лучше, — проворчал Грюм. Я уступил слово болгарскому министру, оглянулся и вдруг с изумлением увидел на краю трибуны на нижнем ярусе ложи маленькое существо, одетое в чистое чайное полотенце, завязанное на манер тоги. Растопыренные уши, похожие на крылья летучей мыши, длинный нос, широко распахнутые глаза размером с теннисный мячик — нельзя было не узнать домового эльфа. Эльф на квиддиче?

Возле него образовалось одно свободное место, и сначала я подумал, что эльф пришёл сюда зрителем, а прочие не пожелали сидеть рядом. Но потом понял, что эльф явно не получал удовольствие от присутствия здесь. Он то и дело закрывал лицо ладонями, вздрагивал и нервно косился вниз. Я дёрнул Паркера за рукав, указывая взглядом на несчастное существо, но тот строго покачал головой и шепнул:

— Не сейчас!

И мы отправились в королевскую ложу, расположенную по соседству, чтобы занять места прежде, чем Бэгмен пригласит на поле талисман болгарской сборной. Я едва успел увидеть, что на поле выбежала сотня женщин, и услышать рёв стадиона, как Паркер зажал мне уши, а Грюм закрыл глаза мозолистой ладонью.

— Эй! — возмутился я, но, конечно, не услышал ответа. А когда высвободился, женщины уже пропали, а в небе множество маленьких бородатых человечков с крыльями и в красных камзолах уже образовали ирландский трилистник.

— На сегодня вам достаточно столкновения с вейлами, Ваше Высочество, — отрезал Паркер, — лучше посмотрите на лепреконов.

Лепреконы отплясывали в небе что-то зажигательное, а из старых медных ламп в их руках сыпались золотые монеты. Кое-кто из зрителей наклонялся, чтобы подобрать их. Одна монета упала мне на колени, на удивление, совершенно не ударив. Я взял её и увидел настоящий галлеон — такой же, как те, что я бросил в фонтан в министерстве.

— Выглядит достоверно, да? — улыбнулся Паркер. — Главное, не несите её в магазин или в банк, это запрещено законом.

— Фальшивка?

— Хуже. Иллюзия. Технически её вовсе нет, но вам кажется, что вы держите её в руках. Сейчас покажу… Смотрите сюда! — Паркер вытянул руку, и я перевёл взгляд на его ладонь. И в тот же момент боковым зрением я увидел собственную пустую ладонь, на которой не лежало никакой монеты. Зато она оказалась на ладони у Паркера.

— Но… — начал я недоумённо.

— Старая фишка, не берите в голову. И чёрт с ней, с монетой, лучше смотрите игру. Ого! Вот это бросок!

Мне дали омнинокль — что-то вроде бинокля, который позволял замедлять или повторять детали игры, а Бэгмен комментировал каждое движение — и всё равно матч превратился для меня в совершенно бессмысленное мельтешение силуэтов. На экране теперь горело табло, и только по нему я отмечал, что кто-то забил гол. Ирландцы вели с заметным отрывом, а потом… Даже я заметил, как два ловца на чудовищной скорости устремились вниз.

— Разобьются! — воскликнул я в ужасе, но оказался прав только наполовину. В последний момент Крам вышел из глубокого пике, а ирландский ловец Эйдан Линч ударился об землю. Я прижал ладонь ко рту, а судья объявил тайм-аут. Паркер ровным тоном пояснил, что мы только что наблюдали приём под названием «Финт Вронского».

— Отвлечение ловца другой команды, — пробормотал я, вспоминая прочитанные книги. — С такой высоты…

— Волшебники — довольно крепкие ребята. О, смотрите, Линч снова в строю!

И игра продолжилась — ещё яростнее, жёстче и быстрее, чем прежде. Вейлы на поле вышли из себя, их головы превратились в птичьи, из спин прорезались крылья, и теперь они всей толпой шипели на сотрудников министерства, а те отгоняли их заклинаниями. Я перестал разбирать, кто нарушает правила и кому назначают пенальти. Судья, едва не попавший под чары вейл, зверствовал, трибуны голосили так, что иногда заглушали комментарии Бэгмена.

Бладжер влетел в лицо Краму, пока судья на поле требовал немедленно увести вейл, и их скручивали авроры. И в тот же миг Линч увидел снитч. Я бы не понял этого, не толкни меня Паркер. Ирландский ловец устремился вниз, и Крам, весь в крови, помчался следом. Ирландия уже выигрывала с отрывом по очкам, но Крам был, наверное, действительно выдающимся ловцом. Линч разбился о землю, а Крам вывернул метлу в последний момент и в победном жесте вскинул вверх руку с зажатым в ней снитчем.

— Потрясающе! — воскликнул Паркер. — Вот это результат! Ирландия выиграла… но Крам поймал снитч! Если бы я делал ставки, такое мне бы не пришло в голову!

Вейл и лепреконов куда-то дели — иначе, кажется, они бы затеяли драку. Мы вернулись в министерскую ложу, куда следом за нами поднялись и обе команды. Игроки были потными, пыльными, некоторые — в крови. Нас ослепило сияние прожекторов, в ушах отдавались крики болельщиков и аплодисменты. Министры магии и старейшина ирландского магического сообщества пожимали руки всем четырнадцати членам двух команд, а ирландцам Фадж вручил золотой кубок, с которым они сделали круг почёта. Бедный Линч с трудом держался на ногах и выглядел ошалело, но улыбался счастливо. Болгары казались мрачными, а Крам — ещё и неуклюжим, словно на земле он чувствовал себя хуже, чем в воздухе.

Наконец-то объявился мистер Крауч — как я понял, он пропустил всю игру из-за каких-то дел, мы все ещё немного поговорили (моя роль заключалась по большей части в том, чтобы улыбаться и соглашаться, потому что в основном болтал Паркер), и, наконец, Фадж пригласил всех в его шатёр на ужин.

— Вам будет прилично отказаться, Ваше Высочество, — шепнул Паркер, и я с большим удовольствием это сделал, понимая, что ещё несколько лет — и я лишусь последних крупиц свободы. А пока, во всяком случае, я мог избежать наверняка скучного приёма с алкоголем и долгими разговорами. Договорив, я внезапно почувствовал на себе тяжёлый взгляд: старейшина О’Куинн смотрела на меня пристально и, как мне показалось, с любопытством. Но вскоре отвернулась и сварливым тоном принялась допытываться у Бэгмена, кто это делал сидения так, что после них не разогнуться.

Я бы хотел провести немного времени с друзьями, но, увы, этого мне сделать не дали. Я успел только услышать, что Рон в восторге от игры, Гермиона находит Крама довольно мужественным, а Джинни теперь мечтает играть в квиддич.

— Берти… Потом, как получится, надо поговорить, — шепнул мне Гарри, и на этом мы простились. Весь следующий день гости покидали стадион, а Паркер по секрету рассказал, что ночью в какой-то момент едва не начался погром — несколько волшебник, сильно выпив, попытались изобразить Пожирателей Смерти и даже нарядились в похожие одежды. К счастью, их скрутили почти сразу, и они все были вынуждены выплатить нехилые штрафы за нарушение общественного правопорядка.

— Кто это был? — спросил я, выслушав эти новости за завтраком.

— Знакомый тебе мистер МакНейр, сотрудник Комиссии по обезвреживанию опасных существ, мистер Крэбб, представь себе, мистер Эван, владелец конефермы. Вполне уважаемые люди. Выпивка, как вы можете видеть — зло, Ваше Высочество. А теперь — не желаете услышать, что ожидает вас в этом году?

— Имеешь в виду, во что именно в этом году я ни в коем случае не должен ввязываться? — улыбнулся я, намазывая тост джемом.

— Вы становитесь чрезвычайно догадливы, сэр, и мне остаётся только прикидывать, к добру это или всё же нет.

Несмотря на строгий тон, Паркер улыбался, и я улыбнулся ему в ответ. Во всяком случае, у меня оставалось несколько свободных дней, чтобы доделать оставшиеся домашние задания и просто побыть одному, без всех этих бесконечных встреч, волнений и поездок. Только интересно: что именно Гарри хотел обсудить? Я надеялся, что ничего серьёзного не случилось.