Гарри Поттер и Козни Пожирателей Смерти (джен)

14 августа

21:00

Внутри Карты Мародёров

— Здорово, Гарри Поттер! — воскликнул ужасно постриженный пухлый пятнадцатилетний мальчик в мантии Гриффиндора. — Питер Петтигрю! Рад тебя видеть!

Гарри сглотнул и натянул на лицо свою лучшую фальшивую улыбку.

— Привет… дядя Пит, — сказал Гарри настолько радостно, насколько мог.

Петтигрю широко улыбнулся.

— Дядя Пит! — воскликнул он. — Мне нравится. Я рад, что я всё ещё часть жизни Джеймса после стольких лет.

— Ну а как же иначе, — легко сказал Гарри, — хотя я немного удивлен, что здесь только мы вдвоём.

— Да, об этом…

Питер застенчиво потëр шею. К удивлению Гарри, сейчас он вообще не чувствовал той противно-масляной, скользкой натуры, которую буквально излучал настоящий Петтигрю. Этот ментальный слепок молодого Петтигрю казался искренним и застенчивым. Ну пока что.

— Мы говорили об этом, — продолжил он. — Ну, типа говорили, мы же заперты в карте. Короче, один из нас — это копия Ремуса Люпина, который, как бы, мозг всей этой операции. И, по его словам, взаимодействовать тебе со всеми нами одновременно опасно. Он сказал, что это может перегрузить «мнемоническую архитектуру», что бы это ни значило. Понимаешь, эта карта обновляется новыми воспоминаниями каждый раз, когда настоящие мы активируем и деактивируем её. Джеймс был последним из нас, кто это делал до конфискации карты где-то рядом с Хеллоуином нашего шестого курса. До него был Сириус, а до него Ремус. Моя личность не обновлялась практически с начала пятого курса, поэтому взаимодействие со мной потребует немного меньше магии, чем для остальных, и может быть безопаснее.

— Ладно, — неуверенно сказал Гарри. — Я не очень хорошо всё понял, но если так говорит… дядя Ремус, то ладно.

Питер улыбнулся, и выглядело это совсем не зловеще.

— И, между нами, есть ещё одна причина, почему они послали меня первым.

— Какая?

— Ну, — снова улыбнулся он, — из нас четырёх, похоже, только у меня нет никаких тёмных грязных секретиков, которыми я боюсь поделиться.

От удивления Гарри даже моргнул пару раз.

— Правда?

Питер кивнул.

— Джеймс — твой отец, а Сириус — крестный. Никто из них не знает, в каких мужчин они вырастут в будущем, поэтому они переживают, что их взрослые версии будут чувствовать себя неловко из-за того, как их нарисует карта. Что до Ремуса, ну, я не знаю, знаешь ли ты, но у него… ситуация. И он беспокоится, что ты не знаешь о его… ситуации, и, узнав всё от нас, он поставит под удар себя взрослого. Или ещё что похуже, — Петтигрю сделал паузу. — Так что? Ты знаешь о его… ну ты понял?

— Я знаю, что у него неизлечимая болезнь. На этом как бы всё.

— Хорошо. Я передам остальным, чтобы они не обсуждали это с тобой до того, как твой папа или один из нас в реальном мире не расскажет тебе правду.

Гарри кивнул.

— Я должен сказать… дядя Пит. Ты… не такой, как я ожидал.

— Да? Почему? — начал было Петтигрю, но тут же себя оборвал. — Стой! Не отвечай! Ремус также сказал, что тебе следует по возможности избегать рассказов о том, что случится с нами в будущем. Он думает, что это может повредить карту. Всë-таки, лучше перебдеть.

— Принято.

Питер загадочно посмотрел на Гарри.

— Без обид, парень, но ты выглядишь… проницательнее Джеймса. Влияние Лили?

— Я думал, ты бы не хотел, чтобы я рассказывал о будущем.

— О нашем будущем. А вот о твоей жизни можно, если только не будет каких-либо больших сюрпризов. Ты уже здорово ошарашил нас, сказав, что Джеймс наконец-таки заарканил Лили, и что он стал главным аврором. Джеймс из карты просто гоголем ходил, но сейчас уже вроде успокоился. Поэтому попытайся избегать больших сюрпризов, — с этими словами Петтигрю подошел к креслу рядом с камином и жестом предложил Гарри занять место напротив.

— Сливочного пива? — спросил он, щёлкнув пальцами. На небольшом столике, стоящем между креслами, тут же появились два запотевших бокала со сливочным пивом.

Гарри подозрительно посмотрел на напитки.

— Как я могу здесь что-то пить?

— Технически — никак. Ты просто переживëшь моë воспоминание о лучшем сливочном пиве, что я пробовал.

Гарри осторожно сделал глоток, и, к его удивлению, это сливочное пиво не только было вкуснее, но и освежало гораздо лучше, чем любое, какое он пробовал до этого. Питер легко усмехнулся.

— Так, могу я задать тебе вопрос, Гарри? Я обещаю, что сохраню твой ответ в тайне и не стану делиться своими выводами с другими мародерами.

— Думаю, это зависит от вопроса… дядя Пит.

Петтигрю улыбнулся.

— Ладно. Между нами… ты слизеринец?

Гарри громко рассмеялся, чтобы скрыть шок от вопроса.

— Это была шутка, дядя Пит.

Питер покачал головой.

— Я отдаю должное твоей маске, Гарри. Но это был неверный ответ. Если бы ты действительно был сыном Джеймса из Гриффиндора, ты бы разозлился в ответ на этот вопрос. К тому же было очевидно, что гостиная Гриффиндора тебе незнакома. Если бы ты был пуффендуйцем, ты бы сразу это сказал, ибо был бы слишком честен, чтобы скрывать свое распределение. А если бы ты был когтевранцем, ты бы тоже сразу с гордостью нам это сказал. Типа это влияние Лили. Только слизеринец стал бы увиливать о своём распределении, как это делал ты.

Он поднял руки, останавливая возражения мальчика.

— И я обещаю, Гарри. Никто из Мародёров не узнает о твоём распределении от меня. И, если честно, я бы поостерëгся говорить им об этом. Хотя я надеюсь, что Джеймс и Сириус переросли свою ненависть к слизеринцам, их пятнадцатилетние копии — абсолютно точно нет. Даже удивительно, потому что две великие одержимости Джеймса Карлуса Поттера — это Лили Эванс и пранки над слизеринцами. И отказавшись от последнего, он быстро получил первое.

Гарри кивнул.

— А Ремус?

— Думаю, с ним обсуждать это безопасно, но последняя его версия всё ещё находится в стадии влюблённости в Сириуса, поэтому он может всё разболтать.

— … влюблëнности?

— Я не имею в виду сексуально, хотя Сириус был первым из нас, кто потерял девственность. Постоянно этим бахвалится. Нет. Но все, кто общался с Сириусом, рано или поздно начинали смотреть ему в рот. Все.

— Даже ты?

— Да, но к счастью для меня, это было на втором курсе, поэтому я рано это перерос. Теперь я просто сижу и забавляюсь, глядя, как люди проходят через эту фразу, смотря на Сириуса томными глазами и ловя каждое его слово, когда он отпускает им комплименты, а затем просит о «небольшом одолжении». Довольно забавно, когда на тебя это не действует. Я уж было думал, что это какой-то магический дар, но теперь считаю, что это просто очарование аристократа в энном поколении.

Гарри сделал глоток сливочного пива.

— А ты очень проницателен.

Петтигрю пожал плечами.

— Это то, что я привнес в нашу компанию. Джеймс и Сириус оба богаты, красивы и популярны. Ремус — гений, и его все любят, что, на самом деле, не является синонимом популярности. А я… замечаю разное.

— Например.

Петтигрю погрустнел.

— Например то, что когда ты только меня увидел, ты забеспокоился. Ты быстро это скрыл, что дало мне еще один повод думать, что ты не можешь быть гриффиндорцем. Но я это видел. И ты не просто расстроился не увидев, здесь своих отца и крестного. Ты забеспокоился, увидев меня. Почти встревожился, на самом деле.

Гарри сделал большой глоток сливочного пива, чтобы дать себе время подумать. К его удивлению, даже эта версия Петтигрю была невероятно наблюдательной. Он не делал окклюменционное отрешение, погружаясь в карту, потому что не считал, что это необходимо. Его пассивные щиты должны были позволить ему легко обдурить Питера из карты. И все же даже эта копия Петтигрю, которая была всего на пару лет его старше, мгновенно разглядела его маску.

— Я не могу что-то такое говорить, потому что это затрагивает твое будущее. Но я могу с полной честностью сказать тебе, что на моем третьем курсе ты, как мне кажется, гораздо ближе к моему отцу, чем Сириус или Ремус.

Услышав это, Питер улыбнулся и расслабился.

— Спасибо, Гарри. Это правда много для меня значит. Если честно, я много боялся, что Джеймс и Сириус оборвут со мной связь как только мы выпустимся. Я рад тому, что ошибся.

— Почему ты так думал? — спросил Гарри, пытаясь сменить тему.

Питер пожал плечами.

— Мы дружим, но я не вхож в их круг общения. Нет древнего и благородного дома Петтигрю. Моя семья перебралась в Британию из Норвегии в сороковых, спасаясь от войны, развязанной Гриндевальдом. Мой отец умер, когда мне было три. Меня вырастила мама, которая… ну, давай скажем, что у нее проблемы со здоровьем.

— Какого рода проблемы? — осторожно спросил Гарри.

Питер отвел глаза.

— Ментальные проблемы, — наконец сказал он, — Это не важно. Это просто то… с чем я рос. Я веду к тому, что после выпуска у меня не останется связи с Сохатым и Бродягой, — он замолчал. — Ты знаешь эти имена? Что они означают? — внезапно спросил он, словно испугавшись, что выдал какой-нибудь секрет.

— Я знаю эти имена и у меня есть идея о том, что они означают. Не будем здесь углубляться.

Петтигрю расслабился.

— Хорошо, хорошо. Не хочу, чтобы из-за меня у кого-нибудь были проблемы. Мама и я не были богатыми, но и не жили в какой-нибудь конуре в Лютном переулке. У нас хороший двухэтажный дом в Верхней Эпплби, и мы живем на небольшие сбережения, которые отец нам оставил. Мама не может работать из-за… короче, мы живем нормально.

— Всё равно, наверное, тяжело дружить с Джеймсом и Сириусом, учитывая, как они могут сорить деньгами.

Петтигрю немного грустно улыбнулся.

— Иногда — да. Я стараюсь этого не замечать.

— Как вы подружились?

Питер пожал плечами.

— Мне кажется, сначала мы не дружили. Если честно, я был вроде как их марионеткой поначалу, всегда готов поддакнуть, где нужно. Не хотел стать мишенью для их следующего пранка. К счастью на втором курсе у меня был учитель, который заставил меня хорошо подтянуться. Мои оценки улучшились, и я стал увереннее. К концу того года я был уже полноценным членом нашей компании. Для меня сейчас октябрь пятого курса и в прошлом году мои оценки были лучше, чем оценки Джеймса и Сириуса, хотя они всё равно опережают меня в практике. Мне не стыдно признать, что когда дело касается работы с палочкой, Джеймс, Сириус и Ремус уделают меня. Лунатик — просто умник, Сохатый — гений трансфигурации, а Бродяга… ну, я не знаю, как он это делает, но я уверен, что он как-то тренируется летом, не привлекая внимания надзора, — он рассмеялся. — Думаю, это означает, что если я не хочу отставать, то должен быть креативным.

«Ну, — подумал про себя Гарри, — креативный — именно то слово, каким тебя можно будет назвать в итоге».

— Какой учитель тебя так вдохновил? — спросил он Петтигрю.

Питер тепло улыбнулся.

— Давай я тебе покажу!

Он снова щëлкнул пальцами, и комната вокруг Гарри размылась. Через пару секунд, они оказались на заднем ряду класса ЗОТИ. Выглядело всё так, словно урок только что закончился. Гарри заметил уменьшенные версии четырех Мародёров, собравшихся уходить, а чуть дальше (к веселому удивлению Гарри) — двенадцатилетние версии Лили Эванс и Северуса Снейпа! Еще забавнее было то, что Снейп нёс за Лили её книги. Прежде чем Мародёры скрылись за дверью, профессор позвал Питера и велел ему остаться.

Отчаянно нервничающий мальчик пошёл к преподавательскому столу, оглянувшись на трёх остальных Мародёров, которые ушли, даже не попрощавшись. Двенадцатилетний Питер был очень пухлым. Настолько, что напомнил Гарри Дадли, хотя Дадли никогда не был таким стеснительным и робким, как тот мальчик, который сейчас стоял перед столом учителя и ждал, пока тот что-то допишет.

— Вы хотели меня видеть, сэр? — робко спросил он.

Профессор наконец поднял взгляд и буквально пронзил Питера взглядом. Гарри нахмурился. Он откуда-то знал этого человека, но не мог вспомнить, где видел его. Очевидно, что кем бы человек ни был, его облик значительно изменился за эти годы.

— Мистер Петтигрю, я хотел поговорить с вами о ваших оценках и вашей невнимательности в моём классе. Говоря прямо, и то, и другое меня крайне расстраивает. Я ожидал от вас намного большего, учитывая ваше наследие.

— Моё… наследие, сэр? — было ясно, что Питер понятия не имеет, о чем толкует профессор.

— Когда я начал работать здесь, директор очень ясно дал мне понять, что преподаватель не может иметь любимчиков, и я неукоснительно следовал его приказу. Но я не могу просто сидеть и смотреть, как единственный сын Мартина Петтигрю растрачивает свой потенциал, прислуживая банде шутов-хулиганов. Я обещал твоему отцу сделать всё от меня зависящее, чтобы ты реализовал свой потенциал.

Глаза Питера расширились от удивления.

— Вы… вы знали моего отца?

— Да. И весьма хорошо. К сожалению, он не прожил достаточно долго, чтобы мы стали близкими друзьями, но я всегда считал его человеком выдающегося ума и безграничного потенциала. Меня глубоко опечалила весть о его трагической смерти, особенно в таком молодом возрасте. Волшебный мир много потерял с его смертью.

Питер не знал, что сказать.

— Я… мне жаль, сэр. Что разочаровал вас… и его, — он сглотнул. — Я… мало что знаю об отце. Я едва его помню, а мама, ну, не любит говорить о нем.

— Я… понимаю, — медленно сказал профессор. — И как ваша… дражайшая матушка?

Питер тоскливо пожал плечами.

— Нормально. Вы, наверное, знаете, что она очень больна.

Профессор кивнул, но ничего не сказал. Наконец, снова заговорил Питер.

— Я, эм, простите, сэр, но… вы не согласитесь поговорить со мной как-нибудь? Может быть, вы могли бы рассказать мне больше о папе? Если вам будет удобно.

Мужчина улыбнулся, а Гарри вздрогнул. Он знал, что это задумывалось, как дружелюбная улыбка, но Гарри чувствовал, что за ней что-то скрыто. Что-то… что вызывало тревогу.

— Я сделаю вам предложение. Я расскажу вам о вашем отце, но только если вы заслужите это право. Я дам вам материал для изучения, и когда вы сочтëте, что освоили его, вы придëте, и я буду вас спрашивать. Если меня удовлетворят ваши знания, тогда я расскажу вам о Мартине Петтигрю. Но! Я буду гонять вас, молодой человек. Я предупреждаю вас, что буду считать это своим личным проектом — выковать из вас волшебника, которым бы мог гордиться ваш отец. Вы поняли, мистер Петтигрю?

Питер выпрямил спину, а в его глазах зажегся огонь.

— Да, сэр. Всё, что вы скажете, профессор Руквуд.

И вот тогда глаза Гарри почти вылезли из орбит. Теперь он узнал этого человека, чья постаревшая на десятилетия версия находилась в подземельях поместья Лонгботтомов.

«Руквуд?! — в ярости думал он. — Августус Руквуд был преподавателем ЗОТИ и любимым учителем Питера Петтигрю?!»

И судя по всему, так оно и было, если судить по выражению гордости и счастья на лицах второкурсника Петтигрю и его пятнадцатилетней версии. Если Петтигрю попал под влияние Руквуда в школьные годы, это многое объясняло, но вопросов от этого меньше не становилось.

* * *

21 августа

Поместье Лонгботтомов

10:00

За следующие несколько дней Гарри удалось расспросить Сириуса и Регулуса. Оба помнили Руквуда профессором ЗОТИ и оба считали его строгим, но компетентным учителем, по крайней мере, по стандартам курса ЗОТИ Хогвартса. Они также были крайне удивлены, узнав, что Руквуд был невыразимцем и Пожирателем смерти, потому как в то время он вида не подавал. А поймали его, когда Сириус уже был в тюрьме, а Регулус сбежал из страны. Когда Регулус начал готовить побег из Азкабана, он изучил историю Руквуда. Из того, что ему удалось раскопать, можно было предположить, что Руквуд ещё не присоединился к Волдеморту, когда преподавал в Хогвартсе. Скорее всего, это произошло через пару лет после завершения его годичного контракта. И Сириус, и Регулус считали странным, что невыразимец согласился провести год в Хогвартсе, поэтому они обсуждали теорию, что это было прикрытие для какой-то другой работы. Никто из братьев не помнил никаких скандалов или загадочных происшествий в тот год, хотя Сириус вспомнил, что Хвост стал стараться по учебе гораздо больше после того, как начал проводить несколько часов в неделю за «корректирующими заданиями по ЗОТИ».

После первого погружения Гарри в карту, Мародëры посоветовали ему набраться терпения и пока не посещать их. Похоже, что поддерживать разум живого человека и четыре искусственных личности было довольно тяжело, поэтому карте требовалось время на восстановление.

«Пару недель, — сказал мистер Лунатик, — может даже месяц. Посмотрим».

Следующая неделя для Гарри была очень напряжëнной. Уроки с Грюмом, занятия с чёрной палочкой, разговоры с Сириусом, чтобы узнать его получше (хотя Гарри ничего не сказал ему про то, что карта Мародëров у него). Двадцатого августа после полудня пришло письмо от Северуса Снейпа, в котором он сообщал, что готов попытаться проникнуть в разум одного из братьев Лестрейнджей. После недолгих обсуждений решено было начать с Рабастана, младшего из двух братьев, и, если верить Люциусу, наименее разумному из них двоих.

Когда Снейп прибыл, он объяснил, что будет включать в себя процесс, а затем вместе с Регулусом и леди Августой отправился в подземелья. Люциус же и Гарри остались в конференц-зале. Люциус вытащил из своего кейса две книги и, разложив их на столе, начал делать заметки. Одной была копия истории Хогвартса, а второй — «Сословия Пэров» Хатчинсона, в которой содержались сведения о генеалогических древах семей, заседающих в Визенгамоте с момента основания и до наших дней.

Спустя несколько минут молчания Гарри стало некомфортно. Он знал, что хотел обсудить с бывшим Пожирателем смерти, но сейчас его врожденная легилименция не спешила подсказать ему, как подступиться к этому разговору. Он решил начать с чего-нибудь безобидного, чтобы попытаться растопить лед.

— Драко уже, наверное, на пути в Дурмстранг? — спросил он.

Люциус даже не поднял глаза от книг.

— Он уехал шестнадцатого. Думаю, он уже распределён и комфортно устроился в своём общежитии.

— В Дурмстранге тоже есть распределение?

— Да, хотя у них семь факультетов, а не четыре. Больше я ничего особо не знаю, кроме того, что древняя и саркастичная шляпа в их распределении никак не участвует.

Гарри кивнул, даже несмотря на то, что Люциус даже не глядел на него. Ещё полминуты прошли в тишине, пока он пытался придумать что бы ему ещё такого спросить, но тут заговорил Малфой.

— Мистер Поттер, — все так же не поднимая глаз, сказал он, — будьте добры, спросите меня то, что хотите. Ваши вялые попытки не подавать виду очень меня отвлекают.

Гарри поморщился на замечание, но предложение принял и перешëл сразу к делу.

— Хорошо. Вы настоящий отец Тео Безымянного?

Люциус наконец-то поднял голову и посмотрел в глаза Гарри. В отличие от других случаев, когда Гарри удавалось поймать его неподготовленным, в этот раз маска Малфоя была на месте и была непроницаема. Гарри не заметил ничего из той бури эмоций и мыслей, которую вызвал этот простой вопрос.

* * *

14 августа 1975

Париж, Франция

Глаза Люциуса медленно открылись, когда теплое парижское солнце заглянуло в окна его крохотной простой квартиры. Молодой человек сел в кровати и, зевнув, потянулся. Обведя глазами убранство комнаты, он уже в который раз (за последние три года) нахмурился и подумал, как же отпрыска Малфоев угораздило оказаться в таком скромном жилище. Неужели быть вторым сыном — такое преступление? Но тут рядом шевельнулась женщина, с которой он делил свою жизнь и постель, и он улыбнулся.

«Думаю, бедность и практически изгнание из семьи — не самое худшее, что могло бы быть в обмен на возможность быть с ней. Жить на крошечном чердаке с красивой женщиной, которая любит меня так же сильно, как я её. Прямо как в тех маггловских операх, которые ей так нравятся».

Через секунду его улыбка увяла, потому что он вспомнил, что La Boheme для двух влюблëнных закончилась плохо. Занавес закрылся, когда Родольфо рыдал над мертвым телом Мими. Она была больна, а он был слишком беден, чтобы купить для неё лекарства. Не самая лучшая мысль в свете складывающихся обстоятельств. Через год, а возможно и меньше, Люциус Малфой получит мастерство в чарах. И, к сожалению, это будет также означать, что его отец больше не будет оплачивать его расходы. Люциусу было всего двадцать два, и работы на горизонте не просматривалось. А Абраксас Малфой ясно дал понять, что любая будущая поддержка будет возможна только при условии, если сын примет тёмную метку. Поэтому, пока что, вариантов было всего два — жениться на Кристине Фенвик и дать ей жизнь, которую она заслуживала, в обмен на службу таинственному Тёмному Лорду, которого так почитал его отец или проверить, сможет ли мастерство в чарах и принадлежность к семье Малфоев обеспечить ему без настоящей поддержки семьи какую-нибудь должность в Министерстве магии, зарплаты на которой хватило бы на такую же крошечную квартирку где-нибудь в Косом Переулке. Или хуже — в Лютном.

От этих мрачных мыслей Люциуса отвлёк стук в окно. Это была Лилит, личная сова Абраксаса Малфоя. Удивившись, Люциус встал и впустил птицу в комнату, даже не потрудившись надеть халат. Какая-то часть его мельком подумала, что бы сказал его отец, если бы узнал, что он встретил его сову в неглиже, но, в конце концов, это был Париж. Здесь совам, чтобы удивиться, нужно было нечто большее, чем голый мужчина. Люциус забрал у совы письмо и прогнал её, даже не предложив угощение. Разорвав конверт, он начал читать неожиданное письмо отца.

— Хм-м, — с веселым удивлением сказал он.

— Что такое? — раздался сонный голос женщины. — Хорошие новости или нет?

Люциус слегка улыбнулся Кристине.

— И то, и другое, — хитро сказал он. — Мой брат Клаудиус мëртв.

Кристина в шоке села в кровати.

— Что? Что случилось? — воскликнула она.

— Ну, согласно письму, дорогой Клаудиус подписал свой контракт с Нарциссой Блэк и должен был жениться на следующей неделе. Понятия не имею, почему меня не пригласили. Короче, кто-то из его наиболее неотëсанных друзей решил устроить ему мальчишник. Он напился, а затем решил отпраздновать, прокатившись на своём любимом абраксанце ночью без седла. Плохая идея, особенно если у лошади есть крылья. Зверюга сбросила его с шести метров.

— Это ужасно! — тут она осеклась и задумалась над словами Люциуса. — И падение с такой высоты его убило?

— А? Нет, нет, он просто сломал шею. Но, видишь ли, абраксанцы — агрессивные хищники, так что…

Ведьма ахнула.

— Люциус! Это ужасно! Не шути над такими вещами!

— А кто шутит? Достойный конец. Один зверь сожрал другого, — сказал он, подходя к кровати.

Она осуждающе на него посмотрела.

— Ну, так или иначе, это… тебе не подобает быть таким довольным смертью своего собственного брата.

Люциус рассмеялся.

— Кристина, любовь моя, не знаю говорил ли я тебе, но Клаудиус Малфой был ужасным, жестоким отвратительным человеком. И еще худшим он был братом. Но всё это не важно!

Кристина скрестила руки на груди.

— Ладно, сдаюсь. Что здесь важного?

Люциус прыгнул на кровать и приземлился рядом с женщиной.

— МЫ БОГАТЫ! Вот что важно! Я теперь наследник Малфоев. Мы больше не будем есть чëрствый хлеб на крохотном чердаке! Теперь только шампанское и фуа-гра!

Кристина отвела взгляд.

— Я ненавижу фуа-гра, — тихо сказала она.

Люциус вздохнул и нежно взял её за руку.

— Что тебя беспокоит, дорогая?

Она уныло вздохнула.

— Фенвики — не благородный дом, Люц. Твой отец, может, и соглашался терпеть простушку вроде меня в качестве любовницы своего второго сына, но он никогда не согласится, чтобы я стала леди Малфой.

— Отец не будет указывать мне, на ком мне жениться, Кристина.

Она усмехнулась.

— И ты в это веришь?

Люциус откинулся на подушку и положил руки за голову.

— Я верю, что я его единственный возможный наследник, а ему уже за шестьдесят, Кристина. Никто другой, кроме меня, не сможет стать лордом после него. Серьёзно, какие варианты у него есть? Со злости выгнать меня из семьи, снова жениться и пытаться зачать другого наследника?

Он расплылся в улыбке. Возможно, впервые в своей жизни Люциус Малфой ждал встречи с отцом. К тому же это будет на похоронах Клаудиуса! Ему понадобится вся его окклюменция, чтобы не ухмыляться всю церемонию.

Кристина ничего не сказала. Только грустно на него посмотрела.

* * *

7 июня 1976

Большой зал Визенгамота

— Берешь ли ты, Люциус, сын Абраксаса из древнего и благородного дома Малфоев, эту женщину в свои законные жëны? — торжественно произнесла Эдит Макмиллан, верховный чародей Визенгамота.

— Беру, — напряжëнно сказал Люциус без тени эмоций на лице. Его безупречная парадная мантия говорила о его уверенности и радости, но выражение лица выдавало абсолютно иное. Он выглядел как человек, который отчаянно пытается сохранить достоинство, поднимаясь на виселицу. Хотя всё это было не важно. Абраксас Малфой, который стоял рядом с ним в качестве шафера, излучал достаточно счастья и удовлетворения за них обоих. Люциусу, однако, это не особенно помогало, потому что ему постоянно хотелось почесать уродливую татуировку на своей руке, которую он принял всего несколько дней назад. Ту же татуировку, что украшала руку его отца и ещё почти дюжину сановников и вельмож, которые присутствовали сегодня в качестве свидетелей заключающегося союза.

— А ты, Нарцисса, дочь Сигнуса из древнего и благородного дома Блэков, берешь ли этого мужчину в свои законные мужья?

— Беру, — сказала Нарцисса и мило улыбнулась своему новоиспечëнному мужу.

Стоящая рядом с ней Беллатриса Блэк Лестрейндж, сестра Нарциссы и её подружка невесты, практически оскалилась на Малфоя, а глаза зажглись огнем безумия. Люциуса затошнило.

Верховный чародей обратилась к собравшимся.

— Я объявляю этих мужчину и женщину, соединëнных клятвами и магией, мужем и женой. Тем не менее, пусть будет известно, что это не обычный союз. В соответствии с их контрактом и, как знак их любви и верности друг другу, союз Люциуса и Нарциссы — не просто союз мужа и жены, а союз равных партнеров. И когда Люциусу придётся принять титул лорда, его жена не будет именоваться как его консортом, леди Малфой. Вместо этого они будут считаться госпожой и господином дома Малфоев. Поэтому, в соответствии с их желаниями, я представляю вам мистера и миссис Малфой!

Люциус и Нарцисса посмотрели на аплодирующих представителей Визенгамота. Кто-то аплодировал из вежливости, другие от радости, что на службе их хозяина теперь есть могущественный союз двух знатных семей. Осматривая залу, Люциус заметил, что на одном из балконов Кристина Фенвик внезапно встала и вышла, вытирая глаза. Если Тибериус Нотт, который сидел один в семейной ложе, и заметил, как его невеста вышла, виду он не подал.

* * *

31 января 1980

23:30

Офис дома Малфоев в Министерстве магии

Люциус раздражённо нахмурился и, скомкав пергамент, над которым трудился уже несколько часов, бросил его в урну и достал свежий. Составить государственный бюджет и без того было сложной задачей, но она становилась ещё сложнее, когда нужно было вписать в расходы Министерства финансирование террористической организации так, чтобы никто не узнал. Люциус был так погружен в эту задачу, что не услышал, как дверь в его офис открылась. Только учуяв запах знакомых духов, он резко поднял голову.

«Кристина», — почти сказал он, прежде чем поймать себя.

— Леди Нотт, — сказал он, поднимаясь со стула, — чем обязан столь поздним визитом?

Его бывшая любовница ничего не сказала, только вытащила палочку и начала творить последовательность защитных заклинаний. Слегка улыбнувшись, Люциус достал палочку и добавил свою защиту.

— Теперь, когда мы достаточно защищены от любопытных ушей, я повторяю вопрос. Кристина, зачем ты здесь?

Она подошла к креслу, стоящему напротив его стола, и неуверенно села. Сердце Люциуса кольнула жалость. С тех пор, как она вышла за Тибериуса Нотта, прошло три года. А постарела она на все десять.

— Тибериус отправился на задание, — устало сказала она, — я только недавно узнала, что после смерти отца ты больше не участвуешь в атаках. Нарцисса всё ещё восстанавливается после родов. Поздравляю с рождением наследника, кстати. Наших супругов нет, поэтому мы можем поговорить.

Люциус откинулся в кресле. Всё действительно сложилось хорошо. С момента смерти отца он убедил Тёмного лорда, что для него участвовать в атаках слишком опасно. Если его поймают, Крауч сможет настоять на заморозке активов Малфоев и их конфискации, когда его вина будет доказаана. Та польза, которую молодой лорд Малфой приносил Тёмному Лорду как бухгалтер и политический амбассадор, сильно перевешивала пользу, которую он мог принести в качестве бойца, даже несмотря на всю искусность молодого Малфоя в бою. Поэтому лорд Волдеморт удовлетворил его просьбу и назначил его главным над Пожирателями смерти, которые занимались работой в Министерстве.

— Очень хорошо, Кристина. Говори.

Она тихо всхлипнула.

— Ты так холоден, лорд Малфой. Даже с той, на ком когда-то хотел жениться. Неужели ты отдал душу за богатства Малфоев?

Люциус твёрдо посмотрел на неё.

— Решения, которые я принял, леди Нотт, необратимы вне зависимости от их мудрости. Я — лорд Люциус Малфой, муж Нарциссы Блэк Малфой, отец Драко Малфоя и верный слуга Тёмного Лорда. И я давно уже не волнуюсь о своей душе. Я принёс клятвы и взял на себя ответственность. Я не могу их отвергнуть. И снова, зачем ты здесь?

Кристина опустила глаза, услышав его ответ. Она медленно вдохнула.

— Тибериус… хочет ещё одного ребенка.

— Да? И почему это должно меня волновать?

— Должно, Люциус, потому что ты — причина его внезапного желания. Он знает, что Нарцисса родила мальчика, и он хочет, чтобы я родила ему дочь. Он верит, что если я рожу девочку, которая пойдёт в школу вместе с Драко, он сможет убедить тебя заключить брачный контракт между нашими домами. А если не сможет, он попробует убедить Тёмного Лорда приказать тебе это.

Люциус усмехнулся.

— Тибериус слишком далеко забегает. Паркинсоны уже начали переговоры о брачном контракте между их дочерью Пэнси и Драко. И кроме того, гарантировать пол будущего ребенка никак нельзя.

Она болезненно сглотнула.

— Есть способы… увеличить шансы. Зелья, которые увеличивают вероятность рождения ребёнка нужного пола.

Глаза Малфоя распахнулись от шока.

— Эти зелья нелегальны, Кристина! Нелегальны и опасны! Я уверен, он не станет подвергать твою жизнь опасности, только чтобы заключить брачный союз с моим домом!

— А почему нет, Люциус? — горько спросила Кристина. — Я уже родила ему наследника. В его глазах я уже бесполезна.

Люциус слегка сжал подлокотники своего кресла, но потом, закрыв глаза, он выполнил быстрое упражнение и успокоился.

— Даже если то, что ты рассказала, правда, что ты хочешь, чтобы я сделал?

Она наклонилась вперёд.

— Ты можешь забрать меня прочь, Люц, — горячо зашептала она. — Давай убежим из Британии. Сегодня же! Сейчас же! В Австралию или Америку. Я знаю, что ты не сторонник Тёмного Лорда. Тебя держат только клятвы твоему отцу и той чокнутой суккубе, которую он заставил тебя взять в жены.

Несмотря на её слова, лицо Малфоя осталось бесстрастным. Кристина расстроенно на него посмотрела.

— Хотя, возможно, тебя держат не клятвы, а просто страх потерять всё то золото, которое лежит в хранилищах Малфоев! Ведь это из-за него ты бросил меня!

Люциус потëр глаза.

— Кристина… прости меня. Но на кону стоит больше, чем золото или клятвы. У меня теперь есть обязательства. У меня новорожденный сын, которого я не могу бросить, чтобы его вырастила Нарцисса в соответствии с традициями дома Блэков. И у меня… — он осëкся, — у меня есть и другие обязательства. Есть люди, которых я поклялся защищать от Тёмного Лорда. Прости меня, но я просто не могу сбежать от всех моих обязательств. Даже ради тебя.

Он посмотрел на Кристину и постарался сделать вид, что выражение на её лице не разбивает ему сердце.

— Тебе нужно идти, Кристина. Не приходи сюда больше одна. Пойдут разговоры. Иди.

Она поднялась и направилась к двери. Уже почти коснувшись рукой дверной ручки, она повернулась и посмотрела на него.

— Ты когда-нибудь скучаешь по этому, Люц?

— По чему?

— По той крошечной квартирке на чердаке, где мы ели чëрствый хлеб, глядя на Сену?

— Нет, — соврал он.

Она грустно кивнула и вышла. В следующий раз Люциус Малфой увидит Кристину Фенвик Нотт только на её похоронах.

* * *

Сейчас…

— Нет, мистер Поттер, — холодно сказал Малфой. — Я не отец изгоя. И я сильно удивлюсь, если Тибериус Нотт думает иначе. Бывшая леди Нотт и я… были в отношениях до наших браков с другими людьми. На самом деле, я подозреваю, что Тибериус заключил контракт с Кристиной Фенвик только для того, чтобы досадить мне. Он всегда мне завидовал, и думаю, что заставил мою бывшую возлюбленную выйти за себя, чтобы отыграться. Но я никогда не нарушал клятв, данных Нарциссе, пока мы были женаты. В своё время я совершил много грехов, но измены никогда не были в их числе.

Тут он на секунду задумался.

— Разумеется, теперь, когда вы спросили, это объяснило бы почему Тибериус решил использовать Высшую Санкцию. Если бы я был настоящим отцом изгоя, я был бы невосприимчив к эффекту санкции, что делало бы меня одним из немногих людей, кто мог бы законно усыновить его и развеять эффект. Сомневаюсь, что Нотт думал, что я буду так тронут страданиями мальчика, что решусь его усыновить, тем самым доказав, что я наставил ему рога. Плюс это дало бы ему повод подать на меня в суд, обвинив в краже наследия. Поскольку Нотты — древний и благородный дом, наказание по такому обвинению — десять лет в Азкабане и огромный штраф.

— Но поскольку вы не отец Тео, всё в порядке, — сказал Гарри.

— Верно, мистер Поттер. Вы, разумеется, можете думать, что я лгу и отказываюсь признавать моего незаконнорожденного сына, чтобы избежать скандала, финансовых проблем и тюрьмы. А можете поверить в то, что я сказал вам прямо. В любом случае, практический эффект для изгоя один, и, если честно, мне плевать, что вы обо мне думаете. Я ответил на ваш вопрос и буду благодарен, если вы не будете поднимать эту тему снова.

Гарри молча кивнул, и Люциус вернулся к своим изысканиям.

* * *

Несколько часов спустя Снейп завершил свое обследование. К сожалению, накачать Рабастана напитком живой смерти снова было нельзя ещё как минимум неделю. И хотя никто из заговорщиков не беспокоился о жизни Пожирателя смерти, они все согласились, что он может быть полезен. Поэтому его оглушили, надели на лицо маску, на тело — смирительную рубашку и, для надежности, ещё и перехватили цепью сверху, как Августуса Руквуда, который был в соседней камере. После этого они поднялись в конференц-зал, где их ждали остальные и где Хоскинс подал тарелку с сендвичами и чайник крепкого чая.

— Ну? Хорошие новости или плохие? — спросил Люциус.

Уставший Северус Снейп сел за стол рядом с Августой и Регулусом. Они ничего не знали, потому что Снейп хотел объявить результаты всем за один раз.

— И то, и другое, — сказал зельевар, проглотив кусок сендвича, — но, в целом, всё прошло хорошо. Для начала, мои опасения о братьях Лестрейнджах были преувеличены. Хотя они и изучали окклюменцию под руководством Руквуда, видимо, Боруслав Лестрейндж запретил ему копаться в мозгах сыновей. Таким образом, их разумы не были защищены никакими ментальными ловушками, которых я так боялся. Их щиты после многолетнего воздействия дементоров практически разрушились, поэтому никаких проблем не было. С Беллатрисой история другая, но это позже.

— Боруслав Лестрейндж, — пробормотал Гарри.

Имя было знакомым, и на невысказанный вопрос ответил Люциус.

— Бывший глава семьи Лестрейндж. А также бывший преподаватель зельеварения Дурмстранга. Мастер-алхимик, который изобрёл технологию массового производства невосприимчивого к магии орихалка. Это из-за него Родольфуса и Рабастана приняли во внутренний круг Тёмного Лорда. Это было одним из условий Боруслава, когда его вербовали.

— Если тебе это имя кажется знакомым, Гарри, — продолжила Августа, — то, возможно, ты слышал, что моя сноха Алиса убила Боруслава Лестрейнджа на дуэли в апреле восьмидесятого. Многие полагают, что атака Лестрейнджей на поместье Лонгботтомов после падения Сам-Знаешь-Кого была местью за Боруслава.

Гарри кивнул и повернулся к трём бывшим Пожирателям.

— А что именно такое внутренний круг? Кто был в нем?

— Сложный вопрос, мистер Поттер, — сказал Снейп. — Большая часть Пожирателей смерти, чьё число измерялось тысячами, была обычными преступниками, наёмниками или дураками, которые поддались пропаганде. Или подверглись шантажу, подкупу или империусу. Во внутреннем же круге было около тридцати Пожирателей смерти, особенно верных и имевших опеределëнные навыки или возможности, которые привлекли внимание Тёмного Лорда. Только этим Пожирателям смерти была дарована Тёмная Метка, которая служила методом коммуникации непосредственно с Тёмным Лордом. Некоторые Пожиратели из внутреннего круга стояли во главе различных ячеек, давали распоряжения об атаках и партизанских акциях. Другие работали над различными проектами, которые были нужны Тёмному Лорду. Например, я практически не участвовал в атаках, потому что служил личным зельеваром Тёмного Лорда.

— Как и я, — прервал его Люциус, — в основном занимался финансовой стороной вопроса, что позволило мне не участвовать в атаках. Думаю, Тёмный Лорд хотел в свои ряды Регулуса, чтобы использовать его для атак, — он повернулся к младшему Блэку. — Тёмный Лорд вообще знал, что ты метаморфмаг?

Регулус пожал плечами.

— Не знаю. Думаю, он хотел меня в свои ряды из-за моих боевых навыков и потому, что думал, что когда-нибудь я стану лордом Блэком.

Гарри обдумал это.

— А Петтигрю был помечен? Или ваша, эм, бывшая жена?

— Все во внутреннем круге носили метку, — сказал Люциус, — но те, кому Тёмный Лорд доверял больше других, или те, кто служил шпионом, могли скрывать свои метки по желанию. Причем как от прямого взгляда, так и от магических сканов, хотя эта характеристика метки сходила на нет, если носителя разоблачали. Эразмуса и Линнею Уилкес, Августуса Руквуда и Берита Селвина до их поимки много раз видели с непомеченными руками, но когда их ловили в регалиях Пожирателей смерти, их метки становились видимыми. Маловероятно, что Петтигрю не закатывал рукава последние двенадцать лет, но его могли отметить меткой, которую можно скрыть. А может, он просто ещё не был отмечен, когда Тёмный Лорд пал. Или его даже никто не приглашал во внутренний круг. Я, тем не менее, уверен, что Нарцисса может скрывать свою метку.

— Это все интересно, но мы отвлеклись, — прервала их Августа. — Что вы выяснили о крестражах?

Снейп почти поморщился от её гриффиндорской прямоты.

— К сожалению, Рабастан ничего не знает о них, и, если честно, я не думаю, что Тёмный Лорд доверил бы крестраж Боруславу, что уж говорить о его сыновьях. Но Рабастан помнит, что Родольфус как-то говорил ему, что Тёмный Лорд передал Беллатрисе какой-то магический артефакт и приказал защищать его любой ценой. Похоже, Родольфус завидовал, что Беллатриса ближе к Тёмному Лорду, чем он.

— Что это был за артефакт? — спросил Гарри.

— Рабастан никогда его не видел, но Родольфус описывал его как золотую чашу. Он без понятия, что это было, где оно теперь спрятано и какая защита стоит вокруг.

Люциус резко выпрямился, и, достав одну из своих книг, начал её листать. Найдя нужное место, он пододвинул книгу на середину стола. На одной из страниц было детальное изображение золотой чаши.

— Вот. Золотая чаша Хельги Пуффендуй. Я уверен, что этот предмет был превращён в крестраж, а затем передан Беллатрисе.

— Откуда уверенность? — спросил Регулус.

Люциус усмехнулся.

— Я потратил немало времени на изучение недолгой карьеры таинственного Тома Марволо Реддла. Довольно сложная задача, учитывая Фиделиус, который всё ещё защищает большую часть его прошлого. Но я узнал, что незадолго до исчезновения его ненадолго задерживали в связи со смертью леди Хэпзибы Смит, бывшего матриарха благородного дома Смитов, которые ведут свою родословную от Хельги Пуффендуй.

— Как она умерла? — спросил Гарри.

— По официальной версии старая домовая эльфийка перепутала крысиный яд с сахаром, когда готовила для хозяйки дневной чай, но, разумеется, компетентный слизеринец мог организовать такое происшествие миллионом разных способов. Что важно, так это то, что Реддла никогда не связывали со смертью Хэпзибы, но подозревали его участие в пропаже двух бесценных магических артефактов из её личной коллекции, что обнаружилось при инвентаризации её имущества. Его допрашивали пару часов, но отпустили из-за недостатка улик, а потом он просто исчез. Что до артефактов, то одним из них была уже упомянутая чаша, которая передавалась в семье Смитов от главы к главе на протяжении веков. Другим же артефактом была также вещь основателя, которую Хэпзиба сама купила в «Горбине и Бэрксе»!

— Медальон Слизерина! — воскликнул Регулус.

— Именно, — сказал Люциус. — Прежде чем медальон оказался в пещере на берегу Эссекса, он находился в коллекции Хэпзибы Смит, которая купила его за несколько недель до своей смерти. И если Реддл украл один артефакт…

— Он без сомнения стянул и другой, — закончил за Люциуса Снейп. — К сожалению, это никак не приближает нас к установлению места, где спрятана чаша. Я произведу осмотр разума Родольфуса Лестрейнджа в октябре, когда будет объявлен первый визит в Хогсмид, но Беллатриса наверняка не рассказала ему, где она спрятала чашу и какая защита установлена вокруг. Скорее всего, мне придётся попытаться проникнуть в разум Беллатрисы, который защищён всеми возможными ментальными ловушками, которые мог придумать Руквуд. Что подводит нас к ещё одному открытию, которое я сделал во время осмотра разума Рабастана.

Снейп замялся и посмотрел на Августу, которой, как он подозревал, будет по барабану на всё, что он скажет.

— Из того, что я увидел в памяти Рабастана, возможно… что Беллатриса Лестрейндж… не вполне отдавала себе отчёт в своих действиях, — сказал он и сразу же вздрогнул от того взгляда, которым его обожгла Августа.

— НЕ. ВПОЛНЕ. ОТДАВАЛА. ОТЧËТ?! — практически прорычала она. — Эта тварь с гордостью призналась во всём, что сделала, перед лицом суда. Я была там!

— Я знаю, леди Августа, знаю. Ко времени суда над ней Беллатриса была яро преданной сторонницей Тёмного Лорда. Она была его самой жестокой убийцей, а после смерти Эразмуса Уилкеса заняла место его правой руки, — тут он повернулся к Люциусу и Регулусу. — Но скажите-ка мне, это описание стыкуется с вашими воспоминаниями о Беллатрисе, когда она была моложе?

Двое мужчин переглянулись.

— Если често, — начал Регулус, — я всегда находил это странным. Ну да, ее вырастили сторонником чистоты крови, как и всех Блэков, но когда мы были молодыми, она никогда не была агрессивной. Или жестокой, как её описывали в разных хрониках. В детстве я всегда думал, что она — замкнутая и довольно застенчивая, особенно в сравнении с её сёстрами и Сириусом. И я точно знаю, что она отказалась разрывать связи с Андромедой, когда та вышла замуж за магглорожденного. Ну, поначалу. Думаю, они не общались, когда она приняла метку.

Люциус кивнул.

— Беллатриса была на два года старше меня и Нарциссы. Я помню, что в школе она была зубрилой и всегда была сдержанной. Ничего от той хохочущей психопатки, которую мы нашли в Азкабане. Когда мы служили Тёмному Лорду, она была безжалостной и расчëтливой, и абсолютно точно не пела детские песенки. Но последнее можно списать на влияние дементоров. Но когда она училась на седьмом курсе, я помню, что она планировала поступать в академию авроров и была абсолютно незаинтересована Тёмным Лордом и его планами. И что важнее, она была крайне незаинтересована в Родольфусе Лестрейндже. До такой степени, что она несколько раз накладывала на него довольно неприятные проклятия, когда он не хотел принимать за ответ её «нет».

— Что же изменилось? — спросил Гарри.

Снейп с горечью вздохнул.

— «Окклюменция: Пособие для начинающих» за авторством мистера Немо.

Глаза Гарри расширились, когда он услышал название книги, которая превратила его брата в жестокого психопата всего за несколько недель.

— Да, мистер Поттер, — продолжил Снейп, — та самая книга, которая попала в загребущие ручонки Джима Поттера. Но он прочитал всего несколько глав, а Беллатрису убедили прочитать всю книгу. От корки до корки. Эта книга составлена так, чтобы быстро обучить читающего её окклюменции, но ещё она сама перестраивает разум читателя. Та версия, что была у Беллатрисы, содержала несколько дополнительных глав, которые были удалены из копии, попавшей в руки вашего брата. Эти главы заставляли читателя стать одержимым желанием заслужить похвалу Тёмного Лорда и принять на веру его социальные и политические взгляды на волшебное сообщество. Книга также добавляла ментальные лазейки, чтобы через них Августус Руквуд или сам Тёмный Лорд могли ещё больше перестраивать личность читателя. Именно этот процесс был использован, чтобы внушить Беллатрисе Лестрейндж преданность идеям Тёмного Лорда… а также заставить её чувствовать потребность удовлетворять желания Родольфуса Лестрейнджа, которого она презирала в школе.

— То есть ей промыли мозги, — сказал Гарри. — Её можно вылечить?

Снейп пожал плечами.

— Я, если честно, не знаю. Несмотря на весь мой опыт, мои познания в ментальных искусствах даже сравнивать нельзя с теми знаниями, которыми обладает Руквуд. Я не могу придумать ни одного способа излечить её, который бы не занял годы, а может даже десятилетия терапии, или который бы не выжег ей разум.

— Ты сказал, что Беллатрису убедили прочитать книгу мистера Немо, — медленно сказал Люциус. — Кто её убеждал?

Зельевар поморщился.

— Беллатриса получила копию книги Руквуда в подарок на окончание школы от своей младшей сестры. Нарциссы.

Даже Люциус был шокирован, узнав, что Нарцисса дала своей сестре проклятую книгу, которая была создана, чтобы переписывать разум человека, заставляя его желать служить Тёмному Лорду. Наконец заговорила Августа.

— Всё это, конечно, хорошо, Северус, но в сравнении с информацией о крестражах Сам-Знаешь-Кого — неважно. А именно для этого мы тебя наняли. Так что оставь нам вопрос о том, стоит ли пытаться излечить Беллатрису Лестрейндж или просто избавить её от страданий, — по голосу женщины было понятно, какой вариант она предпочитает. Она взяла чайник и налила себе ещё чашку чая.

— Ты узнал что-нибудь ещё из разума Рабастана Лестрейнджа?

На этот вопрос Снейп поморщился еще сильнее и приготовился защищаться на случай, если Августа решит напасть на него.

— Да, леди Августа, — он сделал глубокий вдох. — Есть некоторые намеки, что Барти Крауч-младший может быть всё ещё жив.

Гарри и трое мужчин подпрыгнули от неожиданности, когда чайник полетел на пол и разбился вдребезги.

— …что? — переспросила мать Френка Лонгботтома ледяным голосом.

* * *

24 августа 1993

20:30

Комнаты профессора ЗОТИ в Хогвартсе

Для нового преподавателя Хогвартса это был долгий и тяжелый день, но работа была почти закончена. Его класс и жилые комнаты были переделаны согласно его желаниям, как и огромный зал, который теперь предназначался для унаследованного им дуэльного клуба и занятий патронусом. К счастью, недавно он заимел себе в помощники одного из выпускников Слизерина, который мог творить эти чёртовы чары (в отличие от него самого) и который согласился служить его ассистентом. Руфус Скримджер улыбнулся. Чего только молодые люди не сделают ради рекомендации.

Он как раз уселся за стол, чтобы просмотреть учебные планы на первую неделю занятий, когда в дверь постучали.

— Войдите, — сказал он.

Не сказать, что Скримджер удивился, увидев Дамблдора. Отставной аврор устраивался в школе уже несколько дней, и вот директор, наконец, пришёл. Скримджер даже мельком подумал, что Дамблдор немного запоздал.

— Добрый вечер, Руфус. Просто хотел посмотреть, как ты устроился.

— Весьма хорошо, Альбус, весьма. Не соблазнишься на бокал портвейна? — спросил Скримджер, прохромав к небольшому столику, на котором стоял графин и несколько стаканов.

— Нет, но спасибо, — отказался Дамблдор.

— Как хочешь. Ну, как ты видишь, я полностью устроился, — Скримджер усмехнулся и наполнил свой бокал. — Есть… ещё что-то, что ты хотел обсудить?

Дамблдор недовольно вздохнул.

— Всё так же презираешь праздные разговоры, Руфус?

— Только с тобой, старый друг. Ты используешь болтовню, чтобы обезоружить собеседника. А я это ненавижу.

Дамблдор покачал головой.

— Я разговаривал с советом попечителей. Они беспокоятся о необходимости обучать чарам Патронуса все курсы. Я хотел убедиться, что ты понимаешь всю сложность этой задачи.

Отставной аврор пригубил свой бокал и насладился вкусом портвейна в горле.

— Я должен признать, что сам не умею творить эти чары, но я полностью владею теорией. Плюс я также предложил Маркусу Флинту небольшой поствыпускной бонус и такую же небольшую стипендию за помощь с обучением этим чарам.

— Поствыпускной бонус?

Скримджер кивнул.

— Он получит задним числом бонусные баллы к своему ЖАБА по чарам. Достаточно, чтобы у него было твёрдое Превосходно. Я бы добавил это к его экзамену по ЗОТИ, но он и так получил «П» по нему.

— Не знал, что можно получить бонусные баллы по ЖАБА. Особенно задним числом.

Скримджер пожал плечами.

— Гризельда Марчбенкс должна мне услугу. В восемьдесят четвёртом я отмазал её внука от обвинения по покушению на маггла второй степени.

— Понятно, — сказал Дамблдор с ноткой неодобрения. — И я так понимаю, что ты знаком с историей Флинта?

— То, что он сын непомеченного Пожирателя смерти, который хотел пойти по той же сомнительной дорожке, что и его отец, пока таинственный Гарри Поттер не сделал что-то, что полностью изменило его планы на жизнь? Да, я в курсе.

Скримджер улыбнулся директору, который поднял бровь.

— Руфус, мне кажется или Гарри Поттер интересует тебя слишком сильно?

— Ничего непристойного или злонамеренного, уверяю тебя. Но ты должен признать, что рядом с ним слишком много аномалий. Он брат-близнец Мальчика-который-выжил, которого вырастили в абсолютно других условиях. Его врожденный дар легиллименции проявляется в форме дедуктивного гения, что очень близко к той форме легиллименции, с которой был рождён я. И он также сын моего преемника на посту главного аврора, с которым у него не самые тёплые отношение. И это может быть мне полезно в будущем.

Дамблдор посмотрел на человека, которого он называл своим другом уже много десятилетий, с удивлением.

— Прости, Руфус, ты застал меня врасплох. Не ожидал, что ты будешь говорить так прямо.

Скримджер снова пожал плечами и глотнул портвейна.

— Ты и сам талантливый легиллимент, Альбус. Я мог бы завуалировать, но, думаю, ты разгадал бы мои намерения касательно Гарри Поттера ещё до того, как ушёл. Хотя, возможно, нам бы пришлось засидеться, а это был очень долгий день. В любом случае, расслабься. У меня нет злых намерений по отношению к Гарри Поттеру или любому другому студенту.

— Кроме того факта, что ты как-то собираешься использовать Гарри против Джеймса, — сказал Дамблдор.

Скримджер слегка улыбнулся.

— Я слизеринец, Альбус. Мы используем всех, как только можем. Подозреваю, что умный молодой змей вроде Гарри Поттера ничего другого от меня ожидать и не будет. Что до Джеймса Поттера, я даю ему год на этой должности. Может меньше. Даже в самых лучших обстоятельствах он будет плохим главным аврором. А с побегом из Азкабана и всем остальным катастрофа неизбежна. Я планирую быть в хорошем положении, когда этот поезд сойдëт с рельс.

Директор непонимающе моргнул.

— Ты думаешь, что позиция профессора ЗОТИ поможет тебе снова занять должность главного аврора?

— Нет, нет, дорогой друг. Моё увечье никогда не даст мне снова заниматься активной работой. Но когда Джеймс потерпит неудачу, на его место, скорее всего, поставят Амелию Боунс. Корнелиус Фадж попросит её постепенно занять эту должность, а потом я милостиво соглашусь занять пост директора ДМП. А когда через пару лет станет окончательно ясно, что Фадж не годится на роль министра, я поддержу выдвижение Амелии на пост министра в обмен на реформы и увеличение финансирования ДМП, чтобы нас больше не могли поймать со спущенными штанами, как в прошлый раз. Да и кроме того, мы оба знаем, что я не буду преподавать дольше, чем год. Эта должность проклята. Но за год я смогу усилить связи между семьями Визенгамота через их детей, плюс смогу подлечиться под руководством мадам Помфри.

Дамблдор снова вздохнул.

— Думаю, я всë-таки выпью.

Скримджер снова пошëл к графину, а директор продолжил.

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? Я ещё никогда не слышал, чтобы ты говорил так прямо. И что если я расскажу всё, что ты мне сейчас выложил, Джеймсу?

— Не расскажешь. Ты знаешь, что стоит на кону, Альбус. Сам-Знаешь-Кто где-то там, набирает силу и ищет способы возродить себя. Несколько из его самых преданных сторонников бежали из Азкабана, вероятно, чтобы помочь ему возродиться. И мы знаем, что он сделал по меньше мере один крестраж, что многое говорит нам о его силе, знаниях и том, что он — абсолютное зло. Мы не понимали этого раньше. Тебе нужен кто-то вроде меня на уровне правительства. Я знаю, что ты любишь своего гриффиндорского золотого мальчика, но в такие времена фальшивая этика ценится гораздо меньше, чем холодный прагматизм. Ты знаешь, что я прав, даже если пока не признаëшь это сам. Поэтому ты ничего не скажешь Поттеру. Это ничего не изменит кроме того, что доверие между нами будет подорвано и, возможно, немного пошатнëт его уверенность в себе. А я подозреваю, что его уверенность пошатнëтся уже очень скоро.

— Что до того, зачем я тебе это всё говорю, — продолжил он, передавая бокал директору и занимая место за своим столом, — ну, я профессор ЗОТИ Хогвартса. Большая часть моих предшественников была либо некомпетентной, либо замышляла что-то нехорошее. Либо комбинация этих двух качеств. Ты прекрасно знаешь, что я не из первых, и я подумал, что лучше заверить тебя, что я не из вторых. Моя цель проста и понятна. Ну, по меркам слизеринцев.

— Я должен сказать, что мне не нравится, что ты будешь использовать свою должность, чтобы улучшить свои политические позиции с помощью студентов.

Руфус хохотнул.

— А почему нет? У тебя же не было проблем со Слизнортом все те годы!

Дамблдор поморщился.

— Ну, он был профессором задолго до того, как я стал директором. Настолько задолго, что у него была целая сеть сторонников, которая готова была штурмовать замок ради него. И хотя я считаю Горация Слизнорта другом, несмотря на все наши разногласия, я должен сказать, что был рад, когда он ушёл на пенсию. И я не слишком рад, что у меня будет ещё один профессор, который будет пользоваться методами Слизнорта. Пусть даже всего год.

— Не виню тебя. Кстати, как ты заставил его уволиться?

— Он пересëк черту, что позволило мне угрожать ему разрывом контракта, несмотря на всех его сторонников.

— М?

Дамблдор сделал глоток из своего бокала и немного нахмурился, ощутив вкус. Он редко пил алкоголь.

— Ему стало скучно со своими студентами-шестикурсниками, и он добавил в программу практики амортенцию. И не стал заморачиваться со сбором сваренных образцов. Было несколько неприятных инцидентов. Никто серьёзно не пострадал и не было никаких долгоиграющих последствий, но этого было достаточно, чтобы опозорить детей влиятельных родителей. Я убедил его, что пришла пора сделать перерыв в преподавании.

— Как раз вовремя, чтобы заменить его карманным Пожирателем, — усмехнувшись, сказал Скримджер.

— Я полностью доверяю Северусу, Руфус. И те сведения, которые он предоставлял нам во время войны, были бесценны.

— Да, разумеется. Всё ради высшего блага.

Директор поднял бровь.

— В этой фразе есть скрытый смысл, Руфус?

— Я просто думал о нашем разговоре в прошлом июне, где ты осудил идею «высшего блага» в качестве философской цели. Мне кажется, что увольнение заслуженного профессора, с которым у тебя была такая долгая дружба, и его замена двадцатиоднолетним свежеиспечëнным мастером зельеварения, который был твоим шпионом во время войны, и есть пример действия ради высшего блага. И не важно, как тебе не нравится этот концепт в целом.

Дамблдор покачал головой.

— Фраза «Ради высшего блага» ассоциируется с утилитаризмом, Руфус. По этой доктрине любые действия априори верны, если они приносят пользу большему числу людей, чем вредят. Эта фраза — сокращение от выражения «высшее благо для большего числа». А этот концепт обязательно подразумевает, что меньшая группа людей будет страдать, пока большая будет получать благо. Я отказываюсь принимать такой расчёт, если он означает намеренное причинение страданий. И не важно, о каком потенциальном благе идет речь. В любом случае, Гораций задумывался об отставке ещё до начала моего… сотрудничества с Северусом Снейпом. Я не вижу, как мои действия, связанные с наймом Северуса, соотносятся с утилитаризмом.

— Может и нет, — сказал Скримджер, изучая свой портвейн. — Но давай будем честными. Мы оба знаем, что несмотря на всю твою щепетильность, были времена, когда тебя убеждали действовать во имя высшего блага.

Левый уголок рта Дамблдора слегка дернулся. Только Скримджер и ещё человек десять в мире смогли бы распознать это проявление эмоций как смесь понимания и, возможно, вины.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, Руфус. Что ты имеешь в виду?

Отставной аврор хищно улыбнулся.

— Некоторые люди коллекционируют марки, Альбус. Другие собирают карточки от шоколадных лягушек. А я охочусь за секретами. Например… я знаю о Ромулусе.

После этих слов на лицах обоих мужчин промелькнули разные эмоции. Лицо Дамблдора выдало удивление от того, что Скримджер знает о деле Ромулуса; но, что интереснее, было ещё и облегчение от того, что Скримджер не намекал на какие-нибудь события из прошлого директора, которые были связаны с «Высшим Благом» и которых директор до сих пор стыдился. Аврор отметил себе это для будущих изысканий. Для Дамблдора же лицо Скримджера выдало то, что тот теперь знает, что у директора есть и другие секреты, но бывший аврор не знает, какие. Оба мужчины мгновенно поняли, что собеседник заметил их промах и успешно спрятали общее раздражение друг от друга.

Дамблдор сделал ещë глоток портвейна.

— Ромулус, а? А невыразимцы знают, что ты копался в их самых секретных файлах, Руфус? Я слышал, они не слишком жалуют такое.

Скримджер снова пожал плечами.

— Пока мне везёт. В этом, по крайней мере.

— Надеюсь, тебе будет везти и дальше. Ради твоего же блага. Отвечая на твои инсинуации, я могу сказать, что Ромулус был последним случаем, когда я позволил себя убедить в необходимости высшего блага. Это преподало мне суровый урок. Некоторые линии нельзя пересекать, и не важно, какую пользу это пересечение может принести. Я надеюсь, что тот урок, который я выучил, поможет тебе в твоих политических играх и внутри, и за пределами Хогвартса.

Директор встал и, поставив на стол пустой бокал, направился к двери.

— Это был очень интересный разговор, Руфус. Нам нужно беседовать чаще.

— Мои двери всегда открыты для тебя, Альбус.

Директор уже был в дверях, когда вдруг обернулся.

— Да, Руфус, я надеюсь, тебе не нужно напоминать, что использовать активную легилименцию против студента или преподавателя — это преступление?

— Я и не собирался ничего такого делать, Альбус.

Дамблдор кивнул и, выйдя, закрыл за собой дверь, оставляя Скримджера наедине со стопкой учебных планов.

---

АЗ1. Я немного увлёкся и получилась глава на 18 тысяч слов, с названием «Снова в школу», притом что дети так и не добрались до школы. Надо было назвать главу как-нибудь по-другому. Но эта глава была нужна, потому что есть вещи, которые должны случиться до того как начнется учебный год. А иначе дальше будут проблемы. Я волнуюсь, что люди будут думать, что «Козни Пожирателей смерти» будет длиннее, чем «Тайный Враг», но я так не думаю. Следующая глава будет про то, как Гарри будет добираться до Хогвартса (не без инцидентов). Как только дети доберутся до Хогвартса, события пойдут быстро.

АЗ2. Эта глава не предполагает какого-либо оправдания Питера за его действия. Как и искупления. Питер Петтигрю был и остается пожирателем смерти. В отличие от Беллатрисы или Люциуса, он не был под заклятием или подкуплен. Он присоединился к Волдеморту по доброй воле. Он сделал свой выбор и ни разу не пожалел о нем. Эта глава — начало объяснения того, как и почему Питер сделал этот выбор. Этого вообще нет в каноне, что, на мой взгляд, будто бы указывает на то, что Питер стал предателем просто потому, что он был низким, толстым и неприглядным, в то время как Сириус был красивым, популярным и его сыграл Гэри Олдман, а не просто какой-то британский актер.

АЗ3. Я хотел было оставить это на потом, но раз уж в этой главе Августус Руквуд появился во плоти (ну типа), то можно уже и сказать, что его роль будет исполнять Ларс Миккельсен (больше известный по роли Чарльза Огустуса Магнуссена из Шерлока на BBC).