Вии-бурудха (джен)

МакНейр пристроил книззла в пустующую клетку. Казалось, что зверь глубоко спит. Пушистый бок еле-еле шевелился от дыхания.

— Извини, приятель, будить я тебя сегодня не стану. Днём явится твой ловец, пусть он с тобой и разбирается.

У этого решения были две причины. Во-первых, Макнейр забыл спросить Урасиму, как отменять его чары. Может быть, Финиты хватит, а может, и нет. Во-вторых, проснувшегося зверя скорее всего придётся кормить, а искать в ночи кошачий корм или что-то готовить он был не готов. При всей симпатии к пойманному книззлу.

Книззл в самом деле был хорош. Крупный, гладкий, серовато-голубой масти, с более тёмными полосами, идущими от хребта по бокам. Кисточка на хвосте тоже была тёмной.

Кот выглядел довольно упитанным и здоровым. Солидный такой взрослый кот. Скорее всего, вполне домашний. Что ж, придётся искать хозяев. И жёстко штрафовать. Даже обычным кошкам нельзя гулять самим по себе, потому что они слишком легко и непринуждённо охотят туповатую местную фауну, а тут целый волшебный книззл.

Дома МакНейр наскоро сообразил себе очень поздний ужин. За ужин сошла пара сэндвичей с копчёным мясом, сэндвич с тунцом и кружка... ладно, две кружки пива. Не слишком здоровая еда, но после прошедшего дня требовалось что-то в таком роде. Пиво внезапно совсем не опьянило. Даже наоборот, придало неестественной полуночной бодрости. Именно в таком состоянии человек берёт что-нибудь быстренько почитать перед сном, минут на пятнадцать, а потом неожиданно встречает рассвет. Поэтому МакНейр заботливо себя уложил и даже вынес из спальни в гостиную книгу, которую начинал пару дней назад. Во избежание.

На следующий день дежурил Лиам, так что МакНейр отправился в офис только ближе к полудню, после неторопливого основательного завтрака. Лиам сидел над какой-то писаниной, в ответ на приветствие пробормотал невнятно: «Добрый, добрый», и МакНейр оставил его в покое, решив проведать книззла.

У клетки обнаружился Урасима. Он задумчиво изучал дело рук своих.

— Это очень удачно, что вы не стали пробовать снять заклятье, — проговорил он, выплетая палочкой сложные узоры. — Я был несколько раздосадован этим зверем и применил один семейный приём... который мне раньше не всегда удавался, а убирать последствия вообще не приходилось. Это обычно делал отец, — он помрачнел от воспоминаний.

Тем временем по шерсти зверя побежали мелкие искры, шерсть вздыбилась, словно наэлектризованная. Книззл вздрогнул, чихнул и сел. Он обвёл своих тюремщиков мутным взором и широко зевнул. Зубы у него оказались довольно крупные.

— Ой, это что у вас тут, котик?! — из соседней комнаты к ним выглянул Этцель, привлечённый голосами.

— Книззл, — хором сказали МакНейр и Урасима и усмехнулись.

— Ну, книззл, — покладисто согласился Этцель. — Какой славный! Это чей такой? И почему заперт в клетку?

— Потому что вчера эта тварь устроила переполох, — мрачно отозвался Урасима. — А нам теперь нужно искать его хозяев и вообще решать, что с ним делать.

— Не тварь, а книззл! — возмутился Этцель. — Вы, Тадао-сан, просто не любите кошек.

— Не особенно, — равнодушно подтвердил Урасима. — У нас всегда держали собак. Вы что-то хотели, Этцель, или пришли поглазеть?

— Я пришёл посмотреть, что вы тут делаете, — с обидой в голосе сказал Этцель. — Что, нельзя?! Ой, а что это он?!

Все уставились на книззла. Зверь начал исчезать, начиная с кончика хвоста. Вот уже стало невидимым всё тело, кроме головы. Тут книззл натурально улыбнулся, широко и острозубо.

Урасима взмахнул палочкой, проверяя чары.

— Ну, во всяком случае, аппарировать он отсюда не может, — сказал он и прибавил несколько менее уверенно, — я так думаю.

— Мамочки, — сказал Этцель, — это же Чеширский книззл. Книззл Додсона. Где вы его взяли?

— Чей книззл? — переспросил МакНейр. — Вы что, знакомы с владельцем?

Этцель демонстративно закатил глаза.

— Я тоже не знаю, о чём речь, — сказал Урасима. — Объясните нормально!

— Лютвидж Додсон. Самый. Крутой. Британский. Арифмант. Прошлого. Века.

— Впервые слышу, — хладнокровно отозвался Урасима.

Этцель с надеждой посмотрел на МакНейра. Тот покачал головой.

— Арифмантика никогда не попадала в область моих интересов. Ни в школе, ни потом, во время службы. А чем он так известен?

— Я... У меня просто нет слов, джентльмены, — Этцель развёл руками. — Я не ожидал, что... Ну ладно бы Лиам, он вообще читает по складам, но вы!

— Этцель, я же не упрекаю вас в том, что вы вряд ли знакомы с работой Уэноямы «Сто восемь драгоценных зеркал совершенства», — сказал Урасима. — У каждого из нас своя специализация и свой багаж знаний. Так что просто расскажите нам, что вы знаете про этого книззла. Если вас не затруднит.

— Додсон. Арифмант, — упрямо повторил Этцель, как будто это должно было всё объяснить.

— Подробнее, пожалуйста, — очень терпеливо сказал Урасима.

— Ну хорошо, — сдался Этцель. — Когда Игнатия Уилдсмит изобрела летучий порох, она сделала возможной каминную связь. Это-то вы знаете?

— При чём тут... — начал было МакНейр, но Урасима остановил его жестом.

— Да, это мы знаем. Ближе к делу, если не сложно.

— Вот. На самом деле она сделала не совсем это, — продолжал Этцель. Он словно и не заметил, что его перебили. — Разные составы для перемещения из огня в огонь были известны с третьего века. Это в Европе. Уилдсмит решила две задачи: подобрала оптимальную смесь, которая давала предсказуемый стабильный результат, и создала чары для нанесения на камин. Раньше использовался любой костёр, а дальность перемещения зависела от личной силы волшебника, — Этцель потеребил подбородок, подбирая слова. — Теперь с новым составом и чарами любой волшебник мог переместиться из камина в камин на расстояние до нескольких миль. Для более точных и долгих путешествий постепенно развилась каминная сеть, причём сначала во Фландрии, а уже потом в Северной Германии и Англии. Ну и далее везде. В начале восемнадцатого века Олаф Йоунссон впервые сделал арифмантический расчёт каминного перемещения, что существенно повысило точность. Он же определил оптимальное расстояние между связанными каминами. Наконец, этим вопросом заинтересовался Додсон. Он тогда вообще изучал всевозможные волшебные перемещения. В частности, он подтвердил расчётами, что вращение при использовании каминной сети вызвано тем, что Уилдсмит не совсем корректно перенесла на замкнутый объём чары, изначально рассчитанные на магический круг, то есть на очаг. В Англии это никого особо не заинтересовало: каминная сеть была отлажена, цена на летучий порох не менялась столетиями; а вот здесь у нас Трофимчик придумал, как сделать нормально, и разработал очажную сеть и...

— Так, — Урасима прервал его словоизлияния решительным взмахом руки. — Книззл. Мы говорили о книззле.

— Ну да, — Этцель кивнул. — Я как раз хотел перейти. Додсон затем обсчитал аппарацию, построил формулу идеального перемещения и всё такое. И смог получить эффект замедленной аппарации. Он доказал, что аппарирование и портальные чары имеют одну природу и используют изменения мерности пространства. А потом он заколдовал своего книззла. — Этцель умолк, собираясь с мыслями.

— Как именно заколдовал? — уточнил МакНейр.

— По правде говоря, я не знаю совсем подробностей, — признался Этцель, и его уши побагровели. — Могу только предполагать. Волшебники чувствуют путь сквозь пространственные расширения, если можно так выразиться. Додсон хотел узнать, можно ли сообщить такую чувствительность тому, кто исходно её не имеет. Мугги или твари. Он начал со своего книззла. Но вышло очень странно. Книззл оказался привязан к конкретному месту. Он мог аппарировать на очень короткую дистанцию. И, кроме того, исчезать. Это как чары волшебного расширения, вывернутые наизнанку. Вообще же известны животные, которые способны на это от природы, типа вот той исчезащерицы, а книззл как будто научился так делать... Слушайте, я ведь это только в пересказе знаю. Читал биографию Додсона в предисловии одной его работы. Там про это вкратце рассказывалось. Посмотрите, на этом книззле есть ошейник? Если это Чеширский книззл Додсона, там должен быть такой медальон с белым кроликом.

Все уставились на книззла. Тот снова стал виден целиком, но сидел теперь в профиль и сосредоточенно намывался во всех местах.

— Вроде бы есть медальон, — сказал наконец МакНейр.

— Есть, — подтвердил Урасима и ткнул палочкой в сторону книззла.

Зверь завалился на бок.

Урасима открыл клетку и повернул ошейник на книззловой шее так, чтобы медальон был ясно виден. Действительно, там был изображён бегущий белый кролик.

— Хорошо, — сказал МакНейр, — это вполне может быть книззл Додсона. Но что он делает в Австралии?

— Нам всё равно придётся искать владельцев, — заметил Урасима. — У них и узнаем. А разве книззлы живут так долго? Этому, выходит, уже больше ста лет. Что-то с ним не так, помимо исчезательных свойств.

— Я могу поискать владельцев, — быстро сказал Этцель. — Только книззла вы отдадите мне, идёт? Мы же всё равно его конфискуем. Незаконное содержание и зачарованность.

— Ищите, — согласился Урасима. — А по поводу отдать — это к пани Доновской. Договаривайтесь с ней сами. Чары пока снимать не будем, пусть полежит.

Этцель кивнул, протянул руку в клетку и нежно запустил пальцы в серо-голубой мех.

* * *

— Не знал, что он кошатник, — заметил МакНейр, когда они вдвоём с Урасимой поднялись в общую кухню.

— Кошатник? — рассеянно переспросил тот, отсыпая в большой медный ибрик⁽¹⁾ кофе и набор пряностей. — Насколько я знаю, у них в доме всегда жили кошки, и много. Пани говорила, что Этцель воспринимал себя как "просто другого кота". Он же толком не говорил до пяти примерно лет. Не то чтобы не умел, скорее не любил. И при этом умел читать. А потом начались магические выбросы, довольно мощные, и он начал разговаривать. Но я знаю об этом, учтите, только с чужих слов.

— Молодой человек, который был с нами в Грибном лесу, назвал его "Призрачным Котом", — припомнил МакНейр. — Это как-то связано?

Урасима улыбнулся.

— Это его прозвище во студенчестве. Было дано за привычку незаметно подкрадываться. Ещё было "Лунный Кот", за некоторый лунатизм. Вы же заметили, что он порой не полностью присутствует в происходящем.

— Трудно не заметить, — МакНейр улыбнулся в ответ. — Думаете, он в самом деле примется искать хозяев книззла?

— Думаю, что он их найдёт. Он может быть очень настойчивым, когда дело касается его личных интересов. Так что мы можем больше об этом не думать. Всё сложилось наилучшим образом, — Урасима заглянул в ибрик, внутри которого сквозь кофейную гущу начинала проступать пенка. — Хотел спросить. Как проходят ваши тренировки с Доновской? Ваши впечатления?

МакНейр задумался.

— Трудно. Я на самом деле уже очень давно так не занимался. Мозги совсем засохли, да и скорость реакции уже не та.

— Лиам недавно вас тренировал, — напомнил Урасима. — И ему не показалось, что вы в плохой форме. С учётом всех обстоятельств.

— Ну, так-то да, — согласился МакНейр. — Но тогда действовал эффект новизны, и я сам хотел вернуть прежние навыки. И даже в основном вернул. Но было проще. Знаете, от Пани я не ожидал такого напора. Хотя и сам видел, как она приложила Лиама. Всё же она выглядит довольно хрупкой.

— Да, это распространённое заблуждение, — кивнул Урасима. — Касательно её хрупкости. Но лично я бы не хотел встать против неё без крайне веских причин. А что она вам даёт?

— Короткую аппарацию. Это на первом занятии. На втором начали серийную, и это полный... Очень напряжённо, я хотел сказать. Меня никогда не укачивало при аппарации. Никаких неприятных ощущений. Но десять «прыжков» подряд выносят мой вестибулярный аппарат на пинках.

— Что ж, это в самом деле непросто, — кивнул Урасима и начал разливать кофе по чашкам. — Вам нужен сахар? Сливки?

МакНейр покачал головой.

— А эти «Сто восемь зеркал» вообще о чём? — полюбопытствовал он, делая первый глоток.

Урасима рассмеялся.

— Понятия не имею, — сказал он. — Я знаю эту книгу только по корешку. Видел на полке у наставника. Это может быть какой-то буддийский трактат. Или «весенние картинки». Что, кстати, более вероятно.

1) Название для джезвы (турки), принятое среди англосаксов.

Вернуться к тексту