Родная кровь (джен)

— Я больше не желаю видеть в своем доме этого негодяя! Так и передай ему!

Рут Эллингхем удержалась от того, чтобы меланхолически пожать плечами. Кажется, лучше было не показывать ее сестре Джоан, что ей, Рут, в общем-то, все равно, появится ли на ферме их старший брат Кристофер или нет. Она приехала совсем по другому поводу, и очередная семейная драма казалась ей несколько утомительной. Кроме того, она с удовольствием перенесла бы этот разговор в дом — стоять в недавно купленных туфлях посредине курятника и наблюдать за тем, как Джоан суетится с квохчущими наседками, было не очень-то увлекательно. Впрочем, сестра и сама это поняла. Смерив Рут сердитым взглядом, она подхватила сложенный в старую корзину фермерский инвентарь и направилась в дом.

— Не моя вина в том, что наш брат вырос негодяем, — резонно заметила Рут, следуя за младшей сестрой. Средняя из Эллингхемов придерживалась флегматически-рационального подхода к жизни: если она видела перед собой кучу нечистот, она так и говорила, и факт родства с упомянутой кучей не имел никакого значения — тем более, когда она находилась в семейном кругу.

Бросив корзину на пороге сарая, Джоан вытерла в передник пухлые мозолистые руки и через черный ход зашла в кухню, где, не спрашивая сестру, чего она желает выпить, сразу же поставила на плиту чайник. Это, надо признать, Рут в Джоан нравилось — лишних идиотских вопросов сестра никогда не задавала.

Трое Эллингхемов выросли на ферме в Портвене, прибрежной деревеньке, уютно примостившейся на скалистых корнуэльских берегах. Семья была не очень богатой, но благополучной, и это позволило детям полностью реализовать свой потенциал. Старший, Кристофер, стал преуспевающим врачом, средняя, Рут, защитила диссертацию по психиатрии и ударилась в науку, а младшая, Джоан, получив образование, предпочла вернуться на ферму и посвятить себя сельскому хозяйству, в чем, нельзя было не признать, она достигла значительных успехов. Однако, несмотря на все их профессиональные достижения, в одном Эллингхемы потерпели неудачу: они так и не научились быть семьей.

Поначалу Рут полагала, что это было обусловлено объективными историческими факторами. Их родители, пережившие войну, были людьми практического склада ума, не склонными к сентиментальности, и не придавали особого значения поддержанию дружеских отношений между своими отпрысками. К их чести, они одинаково любили каждого из своих детей (возможно, чуть меньше родительской ласки досталось Джоан, но это никого не удивляло — она была не просто младшим ребенком, но и девочкой, причем довольно независимой, и тратить энергию на противостояние ее сильной воле Эллингхемам-старшим никогда не хотелось). Однако они же привили каждому из них ощущение собственной исключительности, а это не играло в пользу развития здоровых братско-сестринских отношений. В итоге трое Эллингхемов выросли упрямыми, своевольными и несговорчивыми, и совместное родство воспринимали лишь как биологический факт, с которым ничего нельзя было поделать.

Однако, чем старше они становились, тем больше Рут склонялась к выводу, что не только родители были повинны — пусть и невольно — в их разобщенности. Они сами тоже приложили к этому руку. Кристофер, старший брат и наследник, никогда не интересовался жизнью сестер, несмотря на то, что их с Рут научные интересы пересекались, а на попечении Джоан находилось их родовое гнездо. И не одно высокомерие было тому причиной. На самом деле, как подозревала Рут, Кристофер избегал их общества, потому что только они двое видели его насквозь, и только их он не мог обмануть джентльменскими манерами, обаятельной улыбкой и старомодной обходительностью. Они понимали, что их брат был глубоко эгоистичным человеком, и никакой поступок Кристофера не убедил бы их в обратном. Они слишком хорошо знали своего старшего брата, пусть никогда и не были с ним близки.

Что же касалось самих сестер — да, они могли бы подружиться, если бы разность характеров и привычка принимать решения, ни с кем не советуясь, не сыграли бы с ними дурную шутку. Для Рут Джоан всегда была слишком простой, даже простоватой. Она не понимала, как можно было получать удовольствие от копания в земле и продажи продуктов на местном рынке, по соседству с пропахшими рыбой беззубыми мужиками и безмозглыми тетками необъятных размеров. К тому же, несчастливое замужество младшей сестры, которому она не хотела положить конец, вызывало у Рут недоумение. Фил Нортон был неплохим человеком и действительно любил Джоан, но она уже давно перестала его любить и скорее тяготилась этими отношениями, но упорно их не расторгала. Рут была чужда подобная иррациональная преданность. Ее специализацией была работа с преступниками, и эмоциональные привязанности всегда воспринимались ею сквозь научную призму, а в случае Джоан наука была бессильна, и у Рут это вызывало досаду. Если бы сестра проявляла меньше упрямства и больше здравомыслия, ей бы даже захотелось чаще приезжать на ферму, а так…

Чайник вскипел, и Джоан разлила кипяток по стареньким кружкам, которыми пользовались еще их родители. Рут ничего не имела против неприхотливости в быту, и даже чай в пакетиках не вызывал у него того священного ужаса, который демонстрировали иные их соотечественники, привыкшие пить распространенный королевой-португалкой⁽¹⁾ напиток исключительно заваренным в отдельном чайничке.

— Так что ты хотела сказать? — хмуро спросила Джоан, когда они сели за стол и для проформы сделали по глотку. — Это про Марти, да?

— Да, — скупо подтвердила Рут. Младшая сестра горестно покачала головой.

— Этот изверг его совсем замучает, — она поджала губы, стараясь сдержать эмоции, ее глаза метали молнии. — Он и его бессовестная жена. Два сапога пара, то же мне.

Невестку Рут видела всего один раз, на свадьбе, и не могла судить о справедливости подобной характеристики. Зато с Мартином, единственным сыном Кристофера и своим племянником, она была знакома чуть лучше. Два года назад случилось невероятное — брат вместе с сыном навестил ее под Рождество. Рут едва не удивилась, но потом оказалось, что Кристоферу понадобилось ее содействие в лечении одного из пациентов, и она восприняла этот визит почти как должное. Мартин тогда не произвел на нее впечатления. Стеснительный, нелюдимый, он смотрел исподлобья, то и дело хмурился и, кроме слов приветствия и прощания, не произнес ни слова. Рут ему посочувствовала, но на большее ее не хватило. Она никогда не умела обращаться с детьми, да от ее вмешательства и не было бы никакого толку. Мартин пожинал плоды семейного наследия Эллингхемов, и не Рут было суждено разделить с ним это бремя.

А вот Джоан, похоже, искренне привязалась к мальчику. Немудрено — ведь до недавнего времени он каждое лето проводил у нее на ферме. И только в этом году Кристофер положил конец этим поездкам. Рут не нужно было знать причину — она и так догадалась. Судя по всему, иррациональная Джоан, так и не расставшись с нелюбимым мужем, завела любовника, а если Кристофер и Маргарет Эллингхемы в чем-то и преуспели, так это в бесстыдном ханжестве. Лицемерный братец, сам не пропускавший ни одной юбки, воспылал праведным гневом и запретил сыну навещать тетку, сделав одним авторитарным решением глубоко несчастными сразу двух близких ему людей.

Хотя, Рут сомневалась в том, считал ли Кристофер таковыми сына и родную сестру.

— Он был у меня, — вслух сказала она. — Мартин. Вырвался после школы. Должна признать, для него это стало тем еще испытанием — с его-то социальными навыками.

— Пусть его социальные навыки и не безупречны, зато у него доброе сердце! — горячо возразила Джоан. Она защищала племянника так, как иные матери не защищают родных детей. — Наш подлый брат и та женщина его не заслуживают!

— Ну, заслуживают они его или нет, они являются его родителями и законными представителями, а с этим мы с тобой ничего не можем поделать, — сухо заметила Рут. — В любом случае, он просил передать, что ему очень жаль, что он больше не может к тебе приезжать. Он этого не сказал, но, я думаю, он будет скучать.

— Конечно, будет, бедный Марти, — Джоан украдкой вытерла глаза краешком фартука и встала, чтобы бесстрастное лицо сестры не мозолило ей глаза. — Конечно — его ведь никто никогда не любил, а здесь у него хотя бы был дом…

Разговор начал принимать опасно сентиментальный оборот, но Рут поймала себя на мысли, что не слишком этому противится. Она ведь была единственным человеком, кто мог поддержать Джоан в эту трудную минуту (Фил, добрая душа, так и не узнал про ее измену, и ему сказали, что Мартин больше не будет приезжать, потому что Портвен ему разонравился). Но она не знала, что сказать. Ее циничная профессиональная натура тихо шептала, что Джоан сама была виновата — нечего было крутить роман так открыто, что слухи дошли даже до Кристофера — а ее сестринский инстинкт спал, так с самого детства никем и не потревоженный. Оставался лишь здравый смысл, и Рут решила прибегнуть к нему.

— Пусть Мартин не будет приезжать к тебе на каникулы, я не думаю, что он тебя забудет, — молвила она. — Скоро он вырастет, и наш братец вместе со своей супругой потеряет над ним власть. И тогда, я уверена, он вспомнит то единственное место, где был по-настоящему счастлив.

Джоан шмыгнула носом и, быстро вытерев лицо, повернулась к сестре. В ее глазах была печальная, но столь искренняя улыбка, что Рут невольно устыдилась своей сдержанности и сухости.

— Спасибо, Рут, — тихо сказала Джоан. — Приятно знать, что хотя бы ты на моей стороне.

Рут никогда об этом не задумывалась, но сейчас поняла, что сестра была права. Это действительно было приятно.

1) Обычай пить чай пришел в Англию после воцарения Карла II и его супруги Екатерины Браганнской.

Вернуться к тексту