Относительность (джен)

Ступеньки эскалатора опускают все ниже в подземку. Люди вокруг погружены в мысли. Пространство словно вязкое от дыхания холодного вечера. А я в который раз готовлюсь к тому, чтобы снять с плеч футляр. Раскрыть. Достать гитару и, ударив по струнам, в очередной раз дать концерт для тех, кто захочет услышать и кинуть пару десятиков. Сбить в кровь пальцы руки, которая перебирает струны и дает бой, изрезать подушечки пальцев той, что прижимает леску, изменяя звуковые волны. Я буду играть несмотря на усталость и надеяться на пару сотен, которые смогу получить пусть и честным трудом, но противозаконным, если смотреть на законодательство.

* * *

— Сколько пластырей ты израсходовал за последний месяц?

— Не знаю.

— Тебе не кажется, что такими темпами ты начнёшь работать в убыток?

— Нет. На крайний случай куплю изоленту. Дешево, сердито, действенно.

— Ты уверен, что это того стоит?

— Этого мало, но это все, что я могу сделать…

— Романтик и глупец… Что тебе налить?

— Воды… теплой воды… горло болит.

— Опять орал «Крылья» и «Это здорово»?

— Ещё «Для тебя»… Эти песни у меня получаются лучше всего.

— Кто бы сомневался… Твою б целеустремленность — да в благое русло, а не все это.

— Не начинай, да! Нормально ведь сидели.

— Ладно, ладно. Твоя жизнь, сам ломай её, как захочешь. Только осторожней, иначе тебе когда-нибудь лицо поправят. Гопота рано или поздно попросит сыграть что-то «эдакое».

— Сыграю. Не обломлюсь.

— Сарказма не понял? Это ж будет не вопросом, а предлогом унести твой футляр, а зная тебя, уверен — ты попробуешь его вернуть.

— Нормально всё будет.

* * *

Собираю свою небольшую выручку в мешочек, освобождая футляр для гитары. Дома пересчитаю. Скоро накоплю нужную сумму и смогу отдохнуть. Наверное, навсегда от музыки. Последние несколько месяцев вытянули все силы и любовь к… к тому, к чему я так стремился… к музыке.

Как бы то ни было, но задуманное надо воплотить в жизнь, иначе всегда буду себя ненавидеть, хотя, может быть, мои стремления и приведут в никуда. Пусть я и надеюсь, что ошибаюсь.

* * *

— Сколько тебе ещё надо?

— Ну, так…

— Сколько?

— Да… ну… неважно.

— Сколько?!

— Пятьдесят.

— Сколько?!

— Пятьдесят…

— Так это ж почти половина… Ладно, братишка, давай так… у меня есть возможность дать тебе эти деньги. Бери и завязывай! Смотреть на тебя больно.

— Будут ли тогда мои усилия иметь цену?

— Что?.. Ты о чем?

— Брат, я понимаю, что тебе прям повезло по жизни, и я благодарен за поддержку, но… в общем… у меня из стремления и упертости вообще ничего нет, и если я приму твою помощь то… ну… ну от меня вообще ничего не останется.

— Идиот! Ну натуральный идиот! И мне бы обидеться на тебя стоило, но ты не стоишь того, чтобы на тебя держать обиду. Я ж понимаю, что не из зависти ляпнул то, что ляпнул… и не от злости, а именно что от тупости. Непроходимой тупости.

* * *

В очередной раз спускаюсь вниз. В подземку. Где сегодня будет особенно сыро и холодно. Дождь не унимается с самого утра, заставляя вспоминать монолог Уолтера Ковача. И хотелось бы его процитировать, но подобный энтузиазм полюбит инициатора заломленными руками и не самым приятным времяпрепровождением в обезьяннике. А на это нет времени. Нужно поторопиться, время подходит к концу, и это не самое приятное, о чем только можно подумать.

И вот я играю и пою «Кукушку» с чувством, как в мыслях сжимается кулак — до хруста костяшек и боли в суставах.

* * *

— Да ты бы на уроках заработал больше и быстрее! Для чего… вот скажи мне, для чего весь этот идиотизм с подземками?

— Ну, знаешь… учить должен тот, кто что-то знает, а я…

— Ну да, самородок-самоучка. Говорю ж, твой энтузиазм — да в благое русло. Нет, страдаешь, как какой-то подросток. Идиот! Просто идиот.

— Такими темпами я перестану приходить в твой бар.

— Твой выбор. Хотя я тебе предлагал тут играть. За пару недель адекватно собрал бы всю сумму, и не надо было бы мучиться.

— Я же тебе говорил, что упорство — это все, что у меня есть. Ты предлагаешь простой путь. Простой — не всегда значит правильный.

— Да, простой — значит простой, но действенный! Нет же, ты продолжаешь придумывать себе сложности. Для чего?

— Чтобы оставаться собой.

* * *

Под глазом набухает фиолетовая шишка. Глаз почти не видит. Голова болит. Руки тоже. Дороги, по которым везут, изобилуют выбоинами и ямами. Каждый прыжок на такой болью отдается во всем теле. Хотя бы гитара осталась целой… Пусть мысли о том, чтобы её разбить, посещают все чаще, и только редкие «спасибо» от остановившихся слушателей спасают её от превращения в щепки… те самые, что с трепетом собираются мной в небольшой мешочек, а затем в конверт, что бережно хранится в словаре Даля.

* * *

— Парень… займись чем-то нормальным. Ещё один приход — и административкой вряд ли получится отделаться!

— Но… я же… ничего такого не сделал! Я играл…

— Как бы при желании и за это тебя можно привлечь, но в этот раз драка. А вообще легко отделался, во всех смыслах. Не думаю, что эти просто так подошли. Скорее всего, пришли проломить череп тому, кто покусился на кормушку. Так что скажи спасибо, что отделываешься штрафом и разбитым лицом.

— Штрафом?!

* * *

Нычка заметно похудела. Теперь совсем не хватает. Раньше была надежда, что успею собрать всю сумму, а теперь… Надежды нет. Тупо отдать все, что есть. Черт с ним! Собрать, сколько получится, и отдать. Больше ничего не остается.

К сожалению, «спасибо» — далеко не валюта, и расплатиться этим словом не получится. Пусть «спасибо» даже приятней чеканки, что не так часто, но падает на дно футляра, однако тут как в «Ромео и Джульетте»: «плачу не тебе, а твоей нужде» — а я именно что нуждаюсь в этих копейках. Благо, хоть такой способ есть поднять несколько незапланированных йот, которые… которых было больше и почти хватало на подарок, от которого остался только «рок», без «подарить». Смешно и страшно. Даже не грустно, а именно страшно.

* * *

— Я тебя предупреждал?! Предупреждал!

— Злиться должен я, а не ты…

— Кто сказал, что я зол? Я в бешенстве, но оно вызвано не тем, что случилось, как я и сказал!

— А в чем в таком случае причина?

— Мне обидно из-за тщетности твоих стараний. То есть, наблюдая за тем, что ты делал и как ты это делал, я считаю тебя идиотом! Но вот только…

— Да ладно тебе. Уже все равно.

— Твое спокойствие нужно выставлять в Третьяковке или Лувре, а даосам приходить к тебе за советом! Как так можно?! Это ж почти вдохновляет!

— Почему «почти»?

— Из-за тщетности! Ну а если серьезно… что ты намерен делать? Может, купишь себе бутылку хорошего виски, фисташек и проведешь вечер как лухари-неудачник?

— Нет. У меня есть ещё несколько дней. Продолжу делать то, что делать должен. Какая разница, чем теперь все закончится? Разницы никакой… а вот закончить начатое, думаю, все же стоит. Для личного успокоения.

— Если собрать пару сотен таких упрямцев, как ты, и вбить им общую идею… получится армия психопатов, которую не остановить. А если ещё и дать таким спецподготовку, можно будет ломать армии… и это вроде как комплимент твоему стремлению, но это скорее саркастичное «тьфу» тебе в лицо.

— Двойные стандарты?

— В смысле? При чем тут двойные стандарты?

— Не знаю… эм… Дай стаканчик воды — горячей, пожалуйста.

* * *

Решил поиграть на улице. Руки быстро замерзли. Больно. В метро и подземке было приятней. Не так холодно. И пальцы болели не так сильно.

Потратил время на то, чтобы найти новое место для нелегального заработка. Получилось. Не сказать, что очень тепло, но в разы лучше, чем на улице. Хотя бы без ветра. Пронизывающего. Прошивающего холодом каждую клеточку и руки… которые не скроешь перчатками, если хочешь играть на гитаре и тем самым зарабатывать.

По итогу вечер оказался почти пустым, и от этого больно. Думал, что получится немного восстановить баланс наличности, но нет. Не получилось.

* * *

— Ты можешь мне объяснить, для чего все эти старания и страдания?! Вот в упор не понимаю причины, по которой ты настолько уперся рогом!

— Обещание.

— Что?! Ты мне этого не говорил.

— Уверен, что пожалею из-за того, что сказал об этом сейчас.

— Ладно… что за обещание такое?

— Заработать музыкой. Только музыкой. Вот я и работаю музыкой как могу.

— Преподавание музыки было бы эффективнее.

— Преподавание музыки — это преподавание. Ничего другого — лучше — я просто не придумал. А поскольку пообещал заработать именно музыкой и на музыке, то…

— А ты свои песни не пробовал прохожим петь?

— Да как-то… пару раз, если только.

— И как? Был результат?

— Я бы так не сказал. На популярные, известные реагируют больше и лучше, просто потому, что за них цепляется слух. Так проще достучаться. Путь короче, пусть и не сказать, что самый правильный.

— Может быть, завтра попробуешь выступить со своими песнями? Терять-то больше нечего, учитывая тот факт, что ты откатился до… ну, далеко, короче, откатился назад. А так — выйди завтра да залейся во всю глотку, чтобы до гусиной кожи и полного отвала. Я ж знаю, у тебя есть такие песни! Только это… не надо орать ту, которая «Коля, давай, делай детей! Дела-дела-делай детей!» То мы в студенчестве нормально так орали с Коли и его девушки за стеной, но сейчас это уже слишком.

— Может, ты и прав.

* * *

Очередной вечер. Очередная подземка, а я в ней как бард, заблудившийся среди теней, что проходят мимо, не обращая внимания. Только это и позволяет чувствовать под ногами опору, и только по причине того, что среди теней я лишь фантом, у меня есть возможность начать перебор струн.

Пальцы страшно болят, но это не останавливает. Слишком много боли они перенесли за последнее время, чтобы сейчас махнуть рукой и сдаться. Тем более осталось совсем немного времени на исполнение обещания, которое я уже исполнить не смогу… это, кстати, тоже то, что позволяет мне начать играть только те песни, которые от нуля и до завершения придуманы мной.

Рот раскрывается, и по известной мне защитной реакции организма чувствую, как горло пересыхает. В связи с этим делаю небольшую паузу в музыке, чтобы сделать вдох и с новым аккордом запеть. Как и ожидалось. Никто на это не отреагировал… как и три, пять, семь песен спустя — буквально никто. Слух не цепляется в том случае, если нет взаимосвязи… Так и тут: безымянный исполняет свои никчемные песни.

Перед тем как посмотреть на дно пустого чехла, решаю сыграть еще одну песню. Громко. По-настоящему громко и сильно. Собираюсь исполнить что-то вроде лебединой песни, перед тем как уйти. Причин на то много: усталость, боль в пальцах, ставшая непереносимой, и саднящие связки.

Бью по струнам в надежде, что кто-нибудь остановится, но нет. Никто… Я всего лишь фантом среди теней.

Начинаю кричать и просить пару минут внимания и тишины. Такое чувство, словно превратился в нуждающегося на паперти, который вместо денег выпрашивает немного времени, которым можно будет продлить мучения, пусть они и будут означать жизнь.

* * *

Я посмотрю

На небо взглядом чистым

И прогоню мечтами облака.

Я посмотрю

Перед собой на этот город,

И разойдутся пробки, зависть и тоска.

И если ты

Услышал эти строки,

Встань со мной и тоже посмотри,

Как теплым светом,

Мерным теплым светом,

Обнажаются прохожих микромиры.

Давай, не бойся, больше нечего терять!

И в мире держат крепко, но нас не удержать

Ни боли, ни страданиям, ни даже страшным снам!

Под синим небом мы должны пылать!

Нам там легко

Поддаться вспышке гнева,

Но надо немного потерпеть!

Вдохнуть с утра

Снов планеты,

И потом ни за что не отпускать!

И если ты

Вдалеке заметишь,

Как я один на улице стою,

Ты подойди

И полной грудью набери

Той чистоты, с которой можно жить!

Давай, не бойся, больше нечего терять!

И в мире держат крепко, но нас не удержать

Ни боли, ни страданиям, ни даже страшным снам!

Под синим небом мы должны пылать!

* * *

Гриф гитары измазан кровью. Пальцы не слушаются. Дыхание сбилось и не собирается восстанавливаться. Тяжело от усталости, боли, одежды под курткой, пропитавшейся потом, но… я слышу, как мне аплодируют и кричат и просят повторить… просят до того, пока не замечают, в каком состоянии руки.

Несколько секунд просто стою, опустив голову. Не могу её поднять. Она стала тяжелой, пусть и пустой. Словно все переживания испарились. Перестали существовать. Как и мир вокруг, взрывающийся голосами, свистом и криками.

Приятно. Безмерно приятно, и теперь хочется исполнить ещё пару песен, но… больше нет сил, что вынуждает наконец открыть глаза и посмотреть на собравшихся.

Под аплодисменты произношу слова благодарности. В этот момент кто-то замечает кровоточащие руки. Говорю, что все нормально, и поспешно собираюсь, чтобы уйти. Ухожу, даже не посмотрев в футляр, куда зрители бросили свои кровные, особенно увидев кровь, которой я заплатил за последнюю спетую песню.

* * *

— Твою ж! Неугомонный ты идиот!

— Да ладно тебе… зато меня услышали.

— Герой, твою ж за ногу… и что дальше?

— А дальше ничего. В ближайшее время я не смогу играть. Порезы слишком глубокие. Так перемотать, чтобы не было больно, не смогу… и тем более чтобы не кровоточило.

— Пф… ну, хоть уймешься наконец.

— Типа того.

— Денег на подарок хватает?

— Нет…

— Слушай, может, тебе все же докинуть?

— Нет. Спасибо. Не надо.

— Ладно. В таком случае страдай дальше сам…

— Да. Просто возьму что есть, положу в конверт или… или в мешочек — и отдам… и уйду. Да, я не выполню обещание, но буду честен, в том числе и перед собой.

— М-да. Идиот! Зато какой! За это ты мне и нравишься, брат! За честность!

* * *

Несколько часов назад мы разговаривали с ней по телефону. Договорились о встрече. И вот я стою в назначенном месте. В рюкзаке лежит мешочек с купюрами и мелочью. Я собрал вообще все. Каждую монетку, что только была брошена в футляр, и… принёс, чтобы отдать.

Она появляется из-за угла. Улыбается и, как мне кажется, ждёт, что я отдам ей то, что обещал. Словно в попытке купить внимание…

Она подходит. Здоровается. Изучает взглядом. Смотрит прямо в глаза. Заискивает. Мне от этого становится грустно. Приходит понимание, что я пытался быть относительным героем для относительной героини. Что все, что было сделано, как и говорил друг, глупость… Что героизм иногда и есть глупость или как минимум граничит с ней… танцует танго на самом краю, рискуя сорваться вниз.

Снимаю рюкзак, достаю небольшой холщовый мешочек. В пальцах отдается резкая боль, перетерпеть которую помогают сомкнутые зубы. Она же меняется в лице. Понимаю то, насколько ей плевать на меня, и что происходящее — откровение, с которым приходится столкнуться и которое придется переболеть, пережить, перестрадать… Все через «пере».

Протягиваю ей собранное мной — для меня богатство, для неё, наверное, суши гроши. Она спрашивает, что это и что значит. Остаюсь честным, рассказывая, что не смог собрать нужную сумму для покупки того, о чем она мечтала, чего хотела, и что все, что есть, все равно её. Вижу разочарование в глазах. Оно приняло отражение меня самого.

Прошу взять впитавшие мои пот, кровь и слезы последствия усилий. Она берет. Бросает в лицо ухмылку, от которой становится плохо, после чего выбрасывает куда-то там. Куда именно — неважно, точно так же, как и то, что должно было стать подарком.

Не попрощавшись, она уходит, и мне становится легко и хорошо. Да, внутри… нет, даже изнутри, ломая кости, выдирают что-то живое, но от этого так легко.

* * *

— Алло.

— Чё тебе надо? Решил заступиться за это ничтожество?!

— Закрой свой рот… уверен, что ты все равно получила то, чего хотела, просто от другого.

— А тебя это каким местом колышет? Мог бы и помочь своему другу.

— Я предлагал… но он решил быть честным до конца. И знаешь, я хотел тебе сказать, чего ему стоило собрать сумму, но понял, что тебе нет до этого никакого дела.

— Все? Сдулся? Разговор окончен?

— …знаешь, в чем разница между тем, кто тебе вручил подарок, и моим другом?

— В чем?

— Он отдал тебе все, что было, а тот, другой, скорее всего, даже не почувствовал этого.

— …и чё?

— Да нет. Ничего.

* * *

— Наверное, именно так чувствует себя герой, спасший город ценой своего здоровья, практически отдавший жизнь, когда его начинают обвинять в разрушениях, которые тот не только пытался не допустить, остановить и которым не дал приумножиться. Когда толпа начинает обвинять в порванных занавесках, помятом бампере автомобиля, разбитой витрине. Наверное, именно такую боль он испытывает. Надеюсь, что по-настоящему спасающие жизни этого никогда не узнают, не почувствуют…

* * *

Еду домой в метро. Люди, окружившие меня, заняты своими жизнями, погружены в свои мысли, затянуты в пучину повседневности, и это нормально.

Вагон гудит, преодолевая метры и километры нашего города. Смотрю в окно, на свое отражение, в котором вижу свободного человека, пусть и не выполнившего обещание.

На плечо опускается рука. Следом слышу что-то вроде «О! Это ты!», отчего становится не по себе. На миг кажется, что прошлые проблемы настигли меня, и те, с кем не так давно был конфликт, вновь появились в жизни, но нет… не они.

— Слушай, спасибо тебе! Нет, реально спасибо! Твоя песня… ну, та, которую ты играл пару дней назад, она прям позволила мне взглянуть на себя иначе! И знаешь что?! Я боялся попросить повышение, но потом решился — благодаря песне и… Черт! Меня повысили! Причём без лишних вопросов и разговоров! Поэтому спасибо тебе, да! Спасибо!

* * *

После этого случая ко мне ещё несколько раз подходили. Одна девушка подала свои работы на конкурс и выиграла. Ещё несколько человек рискнули и осуществили мечты. Кто-то смог помириться, кто-то разобраться в себя и найти цель. И пусть героизма в моих действиях не было, для кого-то я стал героем.

* * *

— Спасибо тебе, брат… за поддержку, пусть ты и был против того, что я делал.

— Что? С тобой все в порядке? Ты головой стукнулся или что?

— Нет, я серьезно. Можно сказать, что ты — мой герой, как бы тупо это ни прозвучало. Я тут понял, что «герой», знаешь, такое относительное понятие и что героем может быть каждый.

— Тебе точно хорошо? Или та гопота все же отбила тебе голову?

— Да… Все нормально. Просто знаешь, я тут подумал, что было бы лучше, если бы люди, в моменте, стремились быть героями друг для друга. Пусть в мелочах, но иногда даже этого достаточно.