Зверек (джен)

Утро было слишком будничным. Обыденным до последней мелочи. Как всегда, Цуна тихо оделся, свернул и убрал футон и пошел умываться и готовить завтрак. Как всегда, прежде чем выйти в кухню, Хибари проверил, нет ли сообщений от Кусакабе и не случилось ли за ночь чего-то, требующего срочного вмешательства. Как всегда, слегка горчил на языке крепко заваренный чай.

Единственное отличие — Хибари взял из сейфа пистолет и зарядил в него специальную пулю.

Нет, было еще одно — входя в тренировочный зал, Цуна улыбался.

Прежде чем начать, Хибари запер дверь и, показав Цуне электронный ключ, положил его во внутренний карман:

— Если захочешь бежать убивать Реборна, сначала тебе придется выйти отсюда.

— Дверь не вышибить? — улыбка Цуны сделалась яркой, как у ребенка в день рождения, перед огромным тортом и кучей подарков. Хибари презрительно фыркнул и достал пистолет.

— Готов?

— Подожди, разденусь, — Цуна неровно покраснел и быстро объяснил: — Одежда испортится.

— Помню, — сказал Хибари. Почему-то от этого «подожди, разденусь» он почувствовал себя крайне глупо. Как будто первый раз видит, будто этот зверек не раздевается каждый вечер в его собственной спальне.

Цуна сложил костюм аккуратной стопкой на лавке, выпрямился и обернулся к Хибари, и тот выстрелил, не дав себе ни мгновения на раздумья, разглядывание и прочие глупости. Ему показалось, что он видит полет пули и ощущает, как со слепящей вспышкой боли трескается кость. Показалось, что Цуна падает неестественно долго, а кровь, заливающая его волосы, слишком красная.

Он успел испугаться, но пламя вспыхнуло даже ярче и сильнее, чем в тот, первый раз. На мгновение охватило Цуну целиком и лишь затем сконцентрировалось у лба и на руках. Цуна встал плавно и легко и сразу кинулся в атаку.

Совсем не так, как обычно — быстрее, яростней и безрассудней, но этого Хибари ожидал. Чего не ждал, так это плещущего из глаз Цуны азарта, желания схватки, которого тот ни разу не показал в обычном спарринге. Но удивляться не было времени, Цуна с пламенем оказался слишком хорош, лучше, чем помнил и ожидал Хибари. Нападал со всех сторон сразу, блокировал тонфы голыми руками, а закрыться или уклониться от его ударов получалось хорошо если один раз из трех. Когда объятый пламенем кулак прилетел Хибари в лицо, тот впервые за долгие годы ощутил мгновенный укол ледяного ужаса: он не боялся смерти или увечий, но всегда берег глаза, не желая менять собственное зрение на электронные девайсы. Но пламя Цуны не обожгло его, горячая волна оказалась скорее приятна — если бы не удар, от которого Хибари проехал спиной по полу не меньше двух метров и после еще несколько бесконечно долгих мгновений не мог восстановить дыхание.

На удивление, Цуна воспользовался этими мгновениями не для того, чтобы вытащить ключ. Он поднял отлетевшую тонфу и швырнул ее Хибари с коротким и веским:

— Дерись.

И они дрались, они были, пожалуй, на равных сейчас, оба били и пропускали удары, оба падали и вставали, и впервые за долгие годы Хибари получал от драки настоящее, чистое, ничем не омраченное наслаждение, потому что исход не был предрешен. Чтобы победить, нужно было выложиться до конца, но и этого могло оказаться мало. Нужно было вывернуться наизнанку, прыгнуть выше головы, превзойти себя. Или, как там говорил Цуна, объясняя про пламя и пули, поставить свое самое острое желание выше собственной жизни? С желанием было ясно, Хибари всегда хотел побеждать. Или не ясно — ему никогда не нравилось побеждать слабаков.

Поймав себя на этой мысли — как будто это его, а не Цуну, вела сейчас сила последнего желания, как будто пламя жило и в нем тоже! — Хибари даже удивиться не успел. Некогда было удивляться, и думать тоже некогда. Все внимание поглощала беспорядочная круговерть ударов и блоков, уклонений и атак, пламя на руках Цуны и золотые отблески в его глазах. Хибари страстно хотел его достать и так же страстно желал, чтобы этот бой не заканчивался как можно дольше. Он понимал теперь тоску Цуны по пламени и знал, что отныне разделит ее.

Хибари не понял, что произошло раньше — то ли сначала Цуна пропустил удар, а потом пламя потухло, то ли наоборот, а может, одновременно. Но тот отлетел, впечатался в стену всей спиной и кулем свалился на пол, а Хибари, вместо того чтобы подойти и посмотреть, жив ли, сам отчего-то пошатнулся и сел. Как будто он не Хибари Кёя, а древний робот, у которого вдруг закончился заряд в батареях. Ему пришлось заставлять себя дышать, пока не отпустило, и лишь затем он поднялся и подошел к Цуне.

Тот лежал, скрючившись, зажав ладонями место последнего удара, дышал и улыбался.

— Живой, — сказал Хибари. — Не соврал.

— Больно, — пожаловался Цуна, не прекращая улыбаться. — Можно, я отлежусь немного?

— У нас здесь есть нормальный медблок, — проворчал Хибари, подхватывая его на руки.

— Да само пройдет, ничего страшного. С пламенем все быстро заживает, правда.

— Заткнись.

Уложив Цуну на кровать и дождавшись, пока загорится индикатор лечения, Хибари вернулся за одеждой, разблокировал дверь — скоро должен был подойти Кусакабе. По-хорошему, ему тоже пора было идти, и он вполне мог оставить Цуну отлежаться, его зверька здесь не обидят. Но, поколебавшись не больше пары секунд, он лег на соседнюю койку.

Вспомнилось лечение Реборна — желтый свет, от которого сами собой затягиваются раны. Стандартный корабельный медблок, которым Хибари Кёя оснастил ангар своего Дисциплинарного Комитета, с мелкими травмами справлялся похоже, разве что дольше: ты лежишь, а целебное излучение приводит в порядок твои клетки, сращивает повреждения, удаляет продукты распада. Хибари не любил такое лечение: все зудит и в сон клонит одновременно, адская смесь. Но сейчас готов был терпеть.

— Я сильно тебя задел? — Цуна достаточно изучил его повадки, чтобы удивиться.

— Нет. — Хибари слегка повернул голову и встретился с непривычно встревоженным взглядом. — Тебя жду. Сидеть у твоей постели глупо.

— А. Тогда ладно. — Цуна помолчал и спросил: — Тебе понравилось?

Хибари невольно фыркнул: так, откровенно волнуясь, спрашивают школьницы о поцелуях. Но ответил честно:

— Да.

— Хорошо.

«Хорошо», — мысленно согласился Хибари. Какой-то своей частью он все еще проживал этот бой, отдельные моменты вспыхивали в памяти ярко, словно освещенные пламенем. Но теперь можно было посмотреть на них со стороны, и теперь Хибари заметил странное. Не только, чем этот бой отличался от того, с Реборном, но и чем не совпал с его ожиданиями.

— Чего ты хотел? Не убить Реборна, ты даже не пытался уйти из зала. Ты ведь помнишь свое желание?

Цуна покраснел и растерянно, виновато улыбнулся.

— Помню. Я должен отвечать?

— Мне интересно.

По сути, Хибари оставлял ответ на усмотрение Цуны. В первые дни тот воспринял бы это «интересно» как приказ, но теперь в нем хватало дерзости, чтобы промолчать. Но он все же ответил, почему-то прикрыв глаза и съежившись:

— Хотел победить тебя. Хотел такой спарринг, чтобы…

Он умолк, не договорив, но Хибари хватило. Он встал, наплевав на недовольно замигавший индикатор, подошел к кровати Цуны и наклонился над ним, оперившись ладонями по обеим сторонам плоской подушки.

— У тебя не получилось. Победить. Запомни это хорошо, потому что я хочу, чтобы в следующий раз твое желание было таким же.